— Если есть на свете что-нибудь верное и несомненное, Спилетт, так это то, что я отроду не зажигал никакого костра в ночь с девятнадцатого на двадцатое октября ни на площадке Гранитного дворца, ни в каком другом месте острова!
XX. Что открыла пластинка?
Случилось именно так, как предсказывал Пенкроф. Ветер все свежел, затем начал дуть со скоростью сорок или сорок пять миль в час, а когда около шести часов ботик пришел на траверз залива, начался отлив и войти в залив было нельзя. Капитан Пенкроф, вынужденный держаться в открытом море, при всем желании не мог бы добраться даже до устья реки Милосердия.
— Рад не рад, а придется заночевать в открытом море! — сказал моряк. — Придется направить нос ботика к берегу и ждать утра…
Итак, зарифив грот и поставив кливер, он выжидал, повернув бот носом к суше. Но, к счастью, хотя ветер был очень силен, море, защищенное берегом, не особенно волновалось, и нечего было бояться ударов волн, столь опасных для мелких судов. Ботик, разумеется, не мог опрокинуться, потому что у него было достаточно балласта, но если бы фальшборт не был так прочно закреплен, то громадные массы воды, заливавшие палубу, могли бы причинить серьезные повреждения.
Пенкроф, как опытный моряк, все заранее предвидел и заранее принял меры.
Невзирая на это, достойный капитан не без тревоги ожидал наступления утра.
За всю ночь Сайресу Смиту и Гедеону Спилетту ни разу не удалось уединиться, а между тем, судя по словам, которые инженер шепнул журналисту, им не терпелось поговорить о новом факте вмешательства таинственной силы, по-видимому управляющей островом Линкольна. Гедеона Спилетта неотступно преследовала новая загадка — зажженный в ту ночь костер. Ведь не приснился же ему костер! Герберт и Пенкроф тоже его видели! Именно его огонь помог им в непроглядной тьме определить верный курс; ни Пенкроф, ни его спутники не сомневались, что его разжег инженер, а теперь, извольте-ка видеть, Сайрес Смит решительно утверждает, что он тут ни при чем!
Журналист поклялся обсудить все это с инженером, как только они вернутся домой, и убедить Сайреса Смита, что все колонисты должны быть в курсе дела. Быть может, надо сообща исследовать остров Линкольна!
Как бы то ни было, но в эту ночь спасительный огонь не появился и не помог им войти в неисследованный залив. Бот до утра дрейфовал в открытом море.
Когда на востоке появились первые проблески зари, ветер немного стих и переменил направление на два румба, что позволило Пенкрофу без труда провести бот по узкому проливу. Часов в семь утра «Благополучный», обогнув мыс Северной Челюсти, осторожно пересек пролив и около семи утра вошел в бухту, чьи берега представляли собой причудливые глыбы застывшей лавы.
— Посмотрите, мы очутились точно в круглой раме! — сказал Герберт. — И какая странная, необыкновенная рама… Это все — лава!
— Здесь можно устроить отличный рейд и разместить целый флот, — сказал Пенкроф.
— Этот залив образовался из двух потоков лавы, — заметил Сайрес Смит. — Вероятно, в былые времена происходили частые извержения; лава, стекавшая из кратера, постепенно накапливалась и наконец образовала эту раму. Посмотрите: залив защищен со всех сторон, и в самую страшную непогоду здесь, должно быть, море тихо и спокойно, как озеро.
— В этом не сомневайтесь, — отвечал моряк. — Чего ж тут бурлить, коли в залив можно пробраться только через узкий проливчик между двумя мысами, да к тому же еще северный мыс прикрывает южный, — никакой шквал сюда не проскочит. Наш «Благополучный» мог бы тут стоять круглый год, даже без швартов.
— Тут для ботика слишком просторно, — заметил Спилетт.
— Знаю. Но я вот думаю, что если нашему американскому флоту понадобится надежный рейд на Тихом океане, так лучше этого не найти.
— Мы теперь в самой пасти акулы, — сказал Наб, намекая на форму залива.
— В самой пасти, дорогой Наб, — отвечал Герберт, — но вы ведь не боитесь, что эта пасть вдруг закроется и нас проглотит?
— Нет, не боюсь, — отвечал Наб, — а все-таки мне этот залив не нравится! В нем что-то такое нехорошее, злое…
— Вот тебе раз! — воскликнул Пенкроф. — Наб порочит мой залив, и порочит как раз в ту минуту, когда я собирался его преподнести Америке!
— А какова глубина? — спросил инженер. — Помните, Пенкроф, на флоте есть броненосцы…
Моряк бросил в воду длинную веревку с куском железа на конце, служившую лотом.
— Сколько в веревке? — спросил Герберт.
— Пятьдесят морских саженей, — отвечал моряк.
Веревка вытянулась, и все-таки самодельный лот не достал дна.
— Будьте спокойны, господин Смит, — сказал моряк, — наши броненосцы могут сюда пожаловать: не сядут на мель!
— Да, этот залив — настоящая пропасть, — отвечал Смит. — Впрочем, принимая в расчет вулканическое происхождение острова, нечего удивляться.
— Рейд прекрасный, не спорю, — сказал Спилетт, — но я замечу Пенкрофу, что в этом рейде недостает весьма и весьма важного…
— Чего недостает, господин Спилетт?