В холодные ясные дни Спилетт и Герберт, сопровождаемые Топом и Юпом, отправлялись охотиться на Утиное болото и настреливали там множество уток, бекасов, чирков, шилохвостов и чибисов.
Так прошло четыре суровых зимних месяца — июнь, июль, август и сентябрь. Вообще же обитатели Гранитного дворца не очень страдали от непогоды, так же как и обитатели скотного двора, который стоял не на таком открытом месте, как Гранитный дворец, и был с одной стороны защищен горой Франклина, а с других — лесами и высоким скалистым берегом; разбиваясь об эти преграды, шквалы теряли свою сокрушительную силу. Поэтому бури нанесли скотному двору совсем незначительный урон, и деятельный, умелый Айртон все быстро исправил, проведя там несколько дней во второй половине октября.
За все четыре месяца не случилось решительно ничего таинственного, хотя Пенкроф и Наб выискивали все таинственное и самые простые вещи готовы были перетолковывать на чудесный лад. Топ и Юп перестали подходить к отверстию колодца и не выказывали никакой тревоги.
— Нет больше чудес, Пенкроф, — шутил Спилетт. — Все идет самым обыденным порядком!
— А все-таки, как только теплая пора наступит, мы обыщем весь остров, — отвечал моряк.
Но случилось неожиданное происшествие, которое на время отвлекло Смита и его товарищей от их планов.
Наступил октябрь, началась весна. Природа обновлялась под животворными лучами солнца, между темной зеленью хвойного леса уже показалась нежная листва крапивных деревьев, банксий и деодаров.
17 октября, около трех часов пополудни, Герберта соблазнила ясная погода, и он задумал снять вид, который открывался из бухты Союза.
— Снимок у меня выйдет отличный! — говорил Герберт, собираясь приняться за дело. — Посмотрите, как ясно небо, как тихо колышется море! А бухта, точно гладкое зеркало, сверкает в солнечных лучах!
Он установил объектив около одного из окон Гранитного дворца так, чтобы снять бухту и часть берега, приладил все как следует, поместил стеклянную пластинку в камеру-обскуру и, когда получилось изображение, отправился его фиксировать в свой фотографический кабинет, то есть в темный закоулок Гранитного дворца.
Сделав что нужно, Герберт снова вышел на свет и, рассматривая негатив, заметил на нем какую-то почти незаметную точку; он попробовал еще раз обмыть пластинку, но пятнышко не сходило.
«Это, верно, стекло такое», — подумал он.
Чтобы разглядеть недостаток фотографической пластинки, он отвинтил объектив от одной зрительной трубы, чтобы использовать его как лупу.
Едва он поднес лупу к глазам, как воскликнул и чуть не выронил ее из рук.
Герберт стремглав бросился в комнату инженера и протянул ему лупу и пластинку.
Смит взглянул на пятнышко и, схватив свою подзорную трубу, кинулся к окну.
Он медленно, последовательно, тщательно начал разглядывать горизонт. Вдруг движение трубы остановилось. В трубу стало видно то место, которое соответствовало пятнышку на негативе.
Смит опустил трубу и произнес одно только слово:
— Корабль…
Действительно, на горизонте был корабль!
Часть третья. Тайна острова
I. Черный флаг
Уже два с половиной года прошло с того дня, как смелые беглецы из Ричмонда потерпели крушение на воздушном шаре, который их выбросил на остров Линкольна. Все это время они были отрезаны от остального мира. Однажды Спилетт попытался дать весть о судьбе обитателей Линкольна, привязав к шее альбатроса подробное письмо, но никто не мог рассчитывать на удачу. К маленькой колонии — при известных читателю обстоятельствах — за это время присоединился лишь Айртон. Других людей они не видели, но постоянно думали о них, давно уже ждали. И вот теперь, 17 октября, возле острова появились другие люди…
На зов Герберта и Смита прибежали остальные колонисты. Пенкроф первый схватил подзорную трубу, поспешно оглядел горизонт и обнаружил черную точку как раз в том месте, где на фотографической пластинке виднелось еле заметное пятнышко.
— Тысячу чертей! В самом деле корабль! — проговорил он голосом, не выражавшим особенной радости.
Нельзя было еще разобрать, приближается ли корабль. Оставалось только ждать.
Целый рой мыслей и чувств зашевелился у каждого. Мешались, спутывались надежда и страх, радость и какая-то смутная печаль. В самом деле, колонисты не были в положении людей, выкинутых на пустынную землю, принужденных изо дня в день вести тяжелую борьбу за существование. Им незачем было ждать других людей как избавителей от злосчастного житья. В особенности Пенкроф и Наб по доброй воле не расстались бы с островом, на котором они чувствовали себя так привольно и счастливо. Да и остальные уже свыклись, сжились с землей, которую они своим трудом и знаниями превратили в культурное поселение. Но, с другой стороны, корабль нес вести из цивилизованных стран. Быть может, это была частичка их родины, которая шла им навстречу…
Время от времени Пенкроф снова брал трубу, но корабль был еще так далеко, что не увидел бы никакого сигнала с острова, не услышал бы даже выстрелов.