Таинственный остров

— Какой же это факт, господин Смит? — с живостью спросил Герберт.

— Когда вы возвращались с острова Табор, Пенкроф, — продолжал инженер, — вы, говорите, видели огонь на острове Линкольна?

— Разумеется, видел, — отвечал Пенкроф.

— Вы совершенно в этом уверены?

— Еще бы не уверен!

— Ты тоже видел, Герберт?

— Как же не видать, господин Смит! Этот огонь блистал, как звезда первой величины…

— Да может, это и была звезда? — настойчиво спрашивал инженер.

— Нет, — отвечал Пенкроф, — небо тогда было затянуто тучами… Да и звезда не могла бы блестеть так низко на горизонте… Но вот господин Спилетт тоже видел и может подтвердить наши слова.

— Я прибавлю, что этот огонь был очень яркий и представлялся электрическим светом, — сказал Спилетт.

— Да-да, это правда! — воскликнул Герберт. — И он был зажжен около плато.

— Друзья мои, — сказал Смит, — в ночь с девятнадцатого на двадцатое октября ни я, ни Наб не зажигали огня на берегу.

— Не зажигали? — воскликнул пораженный Пенкроф. — Вы…

Он даже не мог закончить фразу.

— Мы не выходили из Гранитного дворца, — отвечал Смит, — и если огонь был зажжен на берегу, то его зажгли чьи-то неизвестные руки, а не наши!

Пенкроф, Герберт и Наб были совершенно поражены. Сомневаться было невозможно: огонь был зажжен в ночь с девятнадцатого на двадцатое октября, его видели все трое. Кто же зажег этот огонь?

Да, тайна, и тайна непостижимая, несомненно, существовала. На острове было какое-то таинственное существо, которое, очевидно, благоволило колонистам, покровительствовало им и помогало.

Где же скрывался таинственный покровитель?

Надо было во что бы то ни стало это узнать.

Смит напомнил товарищам, какую тревогу иногда выказывали Топ и Юп, подходя к отверстию колодца, которым Гранитный дворец сообщался с морем, и рассказал им, как он, воспользовавшись однажды их отсутствием, обследовал этот колодец, но не нашел в нем ничего подозрительного.

Обсуждение закончилось тем, что все колонисты единогласно решили снова начать самые тщательные исследования, как только наступит теплая пора.

Но с этого дня Пенкроф казался озабоченным. Он вдруг осознал, что остров, который он считал своей собственностью, принадлежит еще кому-то и этот кто-то подчиняет его, Пенкрофа, своей власти. Моряк часто толковал с Набом о чудесных вещах, совершавшихся на Линкольне, и так как оба они были очень суеверны, то скоро и уверились, что тут замешана сверхъестественная сила.

— Как хочешь, а тут что-то нечисто!

— Да, да, — подтверждал Наб.

Приближался май, напоминающий ноябрь в Северном полушарии, потянулись ненастные дни. Надвигалась ранняя суровая зима. Поэтому надо было, не откладывая, подготовиться к зимовке.

Впрочем, колонисты во всеоружии встречали и самые сильные холода. У них был немалый запас самодельной одежды, а многочисленное стадо муфлонов в избытке снабжало их шерстью, необходимой для изготовления грубой, но теплой материи.

Смит предложил Айртону, которого, разумеется, снабдили теплой одеждой, перейти на зиму в Гранитный дворец, где жить было несравненно удобнее, чем в домике, и Айртон обещал исполнить желание инженера, как только закончит последние работы на скотном дворе.

В середине апреля Айртон перебрался в Гранитный дворец и стал жить одной жизнью с колонистами. Он прилежно работал, вечно думал о том, как бы принести возможную пользу, но всегда был печален, тих и не принимал участия в развлечениях товарищей.

Бо́льшую часть этой третьей зимы колонисты провели в Гранитном дворце. Нередко бывали сильные бури и такие вихри, что утесы дрожали на своих основаниях. Море не раз грозило совершенно затопить остров, и всякое судно, которое бы в эту пору сюда зашло, неминуемо бы погибло. Два раза река Милосердия выходила из берегов, и колонисты опасались, как бы не сорвало мосты; мостики на берегу, исчезавшие в приливы под морскими волнами, приходилось беспрестанно поправлять и укреплять.

Понятно, что такие вихри, дожди и снег произвели немало опустошений на плато Дальнего Вида. Особенно пострадали мельница и птичник.

— Ну и погодка! — говорил Пенкроф. — Дня не пройдет, чтобы чего-нибудь не поломало да не поковеркало. Одно починишь, другое уж валится!

В это время появилось несколько пар ягуаров и стаи обезьян, которые доходили до самого плато. Можно было опасаться, что, побуждаемые голодом, они рискнут перебраться через ручей. Самым ловким и смелым ничего не стоило преодолеть эту преграду, тем более по льду. Колонисты опасались, как бы от хищников не досталось огородам, полям и домашним животным, и всегда были начеку: нередко приходилось выстрелами из ружья отгонять непрошеных гостей. Конечно, помимо этих забот у зимовщиков всегда находилось множество всяких дел, ибо они непрестанно занимались благоустройством своего жилища.

— Попомните мое слово, эти твари пожалуют к нам в гости! — говорил Пенкроф. — Ручей теперь замерз — перемахнуть через него пара пустяков. Коли мы хотим сберечь поля, огороды, домашних животных и птиц, надо смотреть в оба!

Как видит читатель, и зимой у колонистов было достаточно работы.