— Ну, господин Смит, — воскликнул Пенкроф, «ура» которого могли бы сравниться с раздававшимися выстрелами, — что скажете о нашей батарее? Пусть хоть все пираты Тихого океана пожалуют к Гранитному дворцу! Мы их так попотчуем, что ни один не высадится на берег без нашего позволения! Кстати, когда же мы расправимся с шестью разбойниками, которые теперь рыщут по острову? Неужто они так и будут шататься по нашим лесам, полям и лугам? Эти каторжники — настоящие ягуары, и, по-моему, с ними следует расправиться, как с ягуарами… Вы как думаете, Айртон? — прибавил Пенкроф, обращаясь к своему товарищу.
— Я сам был таким ягуаром, господин Пенкроф, — отвечал Айртон, — и потому я не имею права говорить…
И Айртон удалился медленными шагами.
Тут только Пенкроф понял свою оплошность.
— Экое я безмозглое животное! — воскликнул он. — Всегда отличусь! Всегда сморожу что-нибудь такое, что сам потом горю со стыда… Бедный Айртон!.. Экая беда, что он такой обидчивый!.. «Не имею права говорить!» Он имеет точно такое же право, как и всякий из нас.
— Это правда, — сказал Спилетт, — но я одобряю в нем сдержанность. Порядочный человек не забывает своих проступков, и потому, понятно, он мнителен…
— Правда, правда, господин Спилетт, — сказал Пенкроф. — Ну уж я в другой раз не попадусь. Экая глупая голова! Я скорее соглашусь проглотить свой язык, чем огорчить Айртона, а все-таки его огорчаю… Ну да уж не воротишь, нечего делать… Так все-таки как же мы расправимся с разбойниками? Мне кажется, что этих негодяев жалеть не стоит; чем скорее мы очистим от них остров, тем лучше!
— Это ваше мнение, Пенкроф? — спросил инженер.
— Да, господин Смит, мое мнение, — отвечал Пенкроф.
— И по-вашему, их тотчас же надо без всякого милосердия преследовать, не дожидаясь даже с их стороны враждебных действий?
— Да чего ж еще ждать, господин Смит? Каких действий вам еще надо? — возразил Пенкроф, не понимавший колебаний в подобных случаях.
— Может быть, они ничего не предпримут против нас, — сказал Смит, — может быть, они раскаются…
— Раскаются? Они! — воскликнул Пенкроф.
— Вспомни Айртона, — сказал Герберт, взяв моряка за руку. — Айртон сделался честным человеком.
Пенкроф посмотрел на товарищей поочередно. Он никак не воображал, чтобы на его предложение истребить каторжников последовали рассуждения и колебания. Моряк полагал в простоте души, что с каторжниками, высадившимися на остров, с сообщниками Боба Гарвея, безжалостно истребившими членов экипажа «Быстрого», расправа должна быть короткая…
— Вот как, — сказал он, — все против меня? Вы хотите великодушничать с этими злодеями? Ну, смотрите, чтобы потом не каяться!
— Да какая нам угрожает опасность? — сказал Герберт. — Мы будем настороже…
— Гм! — произнес Спилетт. — Их шестеро, и они хорошо вооружены. Если каждый из них засядет в какую-нибудь щель и оттуда в нас выстрелит, то нельзя поручиться, что мы уцелеем…
— Но они до сих пор не стреляли! — сказал Герберт. — А не стреляли, верно, потому, что рассудили и нашли это для себя невыгодным.
— Ладно, ладно, — сказал Пенкроф, на которого не действовали никакие доводы. — Оставим этих молодцев на воле, пусть они занимаются своими делишками… Коли все вы так за них стоите, то мне следует замолчать.
— Ну полно, — сказал Наб, — чего ты кипятишься? И чего представляешься таким свирепым? Я знаю, что, очутись кто-нибудь из этих каторжников перед тобою, ты бы его и пальцем не тронул… Признайся!.. Ну, скажи, вот если бы сейчас ты увидел разбойника на расстоянии ружейного выстрела, ведь ты не стал бы в него стрелять?
— Я бы в него выстрелил, как в бешеную собаку, Наб, — холодно отвечал Пенкроф.
— Пенкроф, — сказал инженер, — вы часто оказывали мне доверие и свое расположение. Хотите вы и в этом деле послушаться моего совета?
— Я сделаю все, что вам угодно, господин Смит, — отвечал моряк, очевидно не убежденный даже словами инженера.
— Если так, то мы подождем, пока они нападут сами.
Пенкроф не возразил, но, видимо, не ожидал ничего доброго от подобного решения.
Предложение инженера было принято, хотя Пенкроф не одобрял эту тактику. Решено было пока выжидать, ничего не предпринимая, но держаться начеку. Ведь остров Линкольна достаточно велик, земля здесь плодородная. Если в душе у пришельцев остались добрые чувства, возможно, они в конце концов исправятся. В тех условиях, в которых они теперь очутились, в их же собственных интересах вернуться к честной жизни. Во всяком случае, следует ждать хотя бы во имя человеколюбия. Правда, колонисты уже не смогут так беспечно, как раньше, разгуливать по всему острову. Доныне они опасались лишь диких зверей, а теперь шестеро преступников, быть может более свирепых, чем хищники, бродят где-то вокруг. Опасность немалая, и, бесспорно, люди не такие храбрые, как наши колонисты, утратили бы надолго душевный покой.
Что ж из того! В споре с Пенкрофом колонисты были правы. Но окажутся ли они правы в действительности — это покажет будущее.
VI. Выстрел