— Я не думаю, что они решились снова забраться на скотный двор, — сказал Смит.
— Почему не думаете, господин Смит?
— Они могут рассудить, что мы отправимся на розыски именно в ту сторону. Скотный двор может им служить для добывания провизии, а никак не убежищем.
— Я с вами совершенно согласен, — сказал Спилетт. — По-моему, знаете, где каторжники?
— Где?
— Около горы Франклина, среди утесов: там они могли себе выискать отличнейшую берлогу.
— Так давайте отправимся прямо на скотный двор, господин Смит! — воскликнул Пенкроф. — Пора уж с ними покончить: мы здесь понапрасну время теряем!
— Нет, мы не теряем время напрасно, Пенкроф. Нам необходимо было убедиться, нет ли в лесах Дальнего Запада какого-нибудь жилья… Вы забываете, что наша экспедиция имеет двоякую цель: мы должны наказать преступников и, кроме того, заплатить долг признательности.
— Правда, правда, господин Смит: каждое ваше слово — золото, ей-богу!.. Только знаете что?
— Что, Пенкроф?
— Мы только тогда найдем этого джентльмена, когда ему так будет угодно!
— Я согласен с Пенкрофом, — сказал Спилетт. — Да и все, я полагаю, с ним в этом согласны. Убежище нашего неизвестного покровителя, без сомнения, так же таинственно, как и он сам.
Вечером повозка остановилась у устья реки Водопада. Путешественники приняли на ночь обычные меры предосторожности.
Герберт вновь стал крепким и здоровым юношей, каким он был до болезни, ему пошла на пользу жизнь на вольном воздухе, океанские ветры и живительное благоухание лесов. Он скоро перестал садиться в телегу и не только шел наравне с другими, но по большей части даже забегал вперед.
— Ну что, Герберт, как себя чувствуешь? — спрашивал время от времени Спилетт.
— Отлично, господин Спилетт! — отвечал юноша.
— Он теперь опять у нас молодец! — вмешивался Пенкроф. — И не заметно, что хворал.
— Я после этой болезни стал гораздо сильнее, — уверял всех Герберт.
На следующий день, 19 февраля, колонистам пришлось долго пробираться по узкой долинке, извивавшейся между двумя громадными отрогами горы Франклина. Деревья редели. Местность была гористая, почва неровная. Путники стали подниматься левым берегом вверх по течению. Дорога там была в значительной ее части расчищена во время прежних походов от скотного двора до западного берега. Колонисты уже находились в шести милях от горы Франклина.
Сайрес Смит предложил следующий план: держа под тщательным наблюдением всю долину, по которой пролегало русло реки, осторожно подойти к скотному двору; если он захвачен — отбить его силой; если он свободен — укрепиться там и сделать его средоточием дальнейших походов для обследования горы Франклина.
План этот был единодушно одобрен — ведь колонистам не терпелось вновь стать хозяевами на своем острове!
Итак, путники направились по узкой долине, разделявшей два самых больших отрога горы Франклина. Рощи, теснившиеся по берегам речки, редели, поднимаясь к вершине вулкана. Местность вокруг была гористая, изрезанная оврагами и ущельями, очень удобная для вражеских засад, и продвигаться тут следовало с большой осторожностью. Топа и Юпа пустили вперед; бросаясь то направо, то налево в лесные заросли, они прекрасно выполняли обязанности разведчиков, соперничая друг с другом в сообразительности и ловкости. Однако не было никаких признаков, говоривших, что кто-то бродил недавно по берегам горного потока, что пираты находятся где-то поблизости.
Около пяти часов вечера повозка остановилась в шестистах шагах от скотного двора, скрываясь за густыми деревьями.
— Здесь пока подождем, — сказал Смит.
— Чего тут ждать? — спросил Пенкроф.
— Нельзя идти туда прямо, — отвечал инженер. — Если каторжники там — что весьма может быть, — то это значит подставить себя под пулю… Надо подождать до ночи.
— Это слишком долго, Смит, — возразил Спилетт. — Я попробую отправиться сейчас же… Не беспокойтесь, я буду осторожен.
— И я с вами, господин Спилетт! — сказал Пенкроф.
— Нет, друзья мои, нет, — сказал инженер, останавливая нетерпеливых товарищей. — Обождите до ночи. Я не допущу, чтобы кто-нибудь из вас отправился днем… Это был бы безумный риск!
— Да помилуйте… — начал было нетерпеливый Пенкроф.
— Я вас прошу, Пенкроф… — сказал инженер.
— Извольте, — отвечал моряк.
И чтобы облегчить хоть немного душу, он принялся честить каторжников.
Колонисты поместились около повозки и зорко наблюдали.
Так прошло три часа. Ветер утих. Такое было безмолвие, что, хрустни самая тонкая веточка, зашурши трава, зашелести листва, все тотчас было бы слышно. Но ниоткуда не доносилось ни малейшего звука. Топ лежал, не выказывая признаков тревоги.
В восемь почти совершенно стемнело.
Спилетт и Пенкроф отправились, останавливаясь при малейшем подозрительном шуме, продвигаясь вперед с величайшей осторожностью.
В пять минут они очутились на лужайке близ скотного двора.
Здесь они остановились.