— Вот моя мысль: ученые обыкновенно допускают, что когда-нибудь наступит конец нашей планете или, точнее, что на ней прекратится животная и растительная жизнь вследствие сильного охлаждения, которому со временем подвергнется земной шар. Ученые не сходятся только в одном, а именно в причине такого охлаждения. Одни полагают, что оно произойдет от понижения температуры, которому подвергнется Солнце с течением миллионов лет; другие полагают, что оно произойдет от постепенного ослабления внутреннего жара Земли, который оказывает на нее более решительное влияние, чем обыкновенно полагают. Что же касается меня, то я придерживаюсь последнего взгляда. Спутник наш, Луна, весьма вероятно, есть охладившееся светило, которое теперь уже необитаемо, невзирая на то что Солнце продолжает посылать на его поверхность то же количество тепла. И если Луна охладилась, так это потому, что прежний ее внутренний жар совершенно погас. Словом, какова бы ни была причина, земной шар когда-нибудь охладится, но охлаждение это будет совершаться весьма медленно. Что тогда произойдет? Умеренные пояса не будут более обитаемы, так же как теперь необитаемы полярные страны. Тогда люди, а равно и животные, нахлынут в широты, подверженные более сильному солнечному прогреву. Совершится громадное переселение. Европа, Центральная Азия, Северная Америка мало-помалу начнут пустеть, подобно тому как теперь низменные части Южной Америки. Растительность последует за эмиграцией людей. Флора вместе с фауной отступят к экватору. Тогда по преимуществу обитаемыми сделаются центральные части Южной Америки и Африки. Лапландцы и саамы найдут климатические условия полярной зоны на берегах нынешнего Средиземного моря. Кто поручится, что в эту эпоху экваториальные области не окажутся слишком тесны для переселившегося сюда человечества и для его пропитания? Если это так, то почему всё предусматривающей природе не положить заранее основания нового материка под экватором, не возложить эту работу на кораллы и не приготовить, таким образом, убежища для всей растительной и животной эмиграции? Я часто размышлял обо всех этих вещах, мои друзья, и серьезно полагаю, что вид нашего шара совершенно преобразится, что вследствие возвышения новых материков моря покроют старые земли. Тогда, быть может, Колумбы отправятся открывать острова Чимборасо[29]
, Монблан или Гималайские острова, оставшиеся от исчезнувших Америки, Азии и Европы. Затем эти новые материки, в свою очередь, сделаются необитаемыми; тепло земной коры постепенно снизится, как теплота тела, расстающегося с жизнью, и вся земная жизнь если не окончательно, то по крайней мере на некоторое время тоже исчезнет с нашего шара. Тогда, быть может, наша планета успокоится, преобразится и снова когда-нибудь воскреснет при других условиях… Все это, друзья мои, разумеется, можно только предполагать, и я по поводу работы кораллов, быть может, позволил себе зайти несколько далеко…— На эти теории, любезный Сайрес, — ответил Спилетт, — я смотрю как на пророчества, и они когда-нибудь исполнятся.
— Может быть, но все это неизвестно, — сказал инженер.
— Все это очень хорошо, — сказал Пенкроф, с большим вниманием слушавший Смита, — но растолкуйте мне, пожалуйста: остров Линкольна тоже построен коралловыми… букашками?
— Нет, — ответил Смит, — он чисто вулканического происхождения.
— Так он в один прекрасный день исчезнет?
— Вероятно.
— Я надеюсь, что нас в это время здесь не будет!
— Могу вас уверить, Пенкроф, что не будет, так как ни у кого из нас нет охоты умирать на этом острове и мы когда-нибудь сумеем с него выбраться.
— В ожидании этого, — заметил Спилетт, — мы устроимся на острове как будто навек. Никогда не следует ничего делать наполовину.
Завтрак был окончен. Исследователи пошли далее и прибыли к границе, где начиналась болотистая местность.
Это было настоящее болото, простиравшееся до закругленного берега, которым заканчивался остров на юго-востоке, то есть по крайней мере на двадцать квадратных миль. Почва его состояла из глинисто-кремнеземной тины, смешанной со множеством растительных остатков. Оно поросло мхом, камышом, осокой, ситником, кое-где густой мягкой травой, напоминающей плотный бархатный ковер. В иных местах сверкали в солнечных лучах замерзшие лужи. Никакие дожди, никакая речка, разлившаяся от внезапного половодья, не могли образовать подобных запасов воды. Естественно, следовало заключить, что эта трясина поддерживается просачиванием воды через почву, и в действительности так и было. Можно было опасаться, что во время жары болото сделается рассадником лихорадки.