Таинственный остров

Однако и тут вмешался счастливый случай; помощь была, правда, небольшая, но Смит, невзирая на весь свой ум и на всю свою изобретательность, не был бы в состоянии предоставить то, что Герберт случайно нашел за подкладкой своей куртки, когда собрался ее чинить.

В этот день шел проливной дождь. Колонисты собрались в зале. Вдруг Герберт воскликнул:

— Господин Сайрес! Посмотрите! Зернышко ржи!

И он показал зернышко, единственное зернышко, которое из разорванного кармана упало за подкладку куртки.

Присутствие этого зерна в кармане объяснялось привычкой Герберта, еще в бытность его в Ричмонде, кормить голубей.

— Зернышко ржи? — с живостью спросил Смит.

— Да, господин Сайрес, но только одно-единственное!..

— Что же мы можем сделать из него? — спросил Пенкроф.

— Мы из него хлеб испечем, — ответил Смит.

— И хлеб, и пироги, и торты! — засмеялся моряк. — Только хлеба, который мы испечем из этого зернышка, еще не скоро удастся покушать!

Герберт, придававший весьма малое значение своему открытию, хотел было бросить зерно. Но Смит взял его, осмотрел, убедился, что оно находится в совершенно зрелом состоянии, и, глядя на моряка, спокойно спросил:

— Знаете ли, Пенкроф, сколько одно зерно может дать колосьев?

— Один, я полагаю! — ответил Пенкроф, удивленный таким вопросом.

— Десять. А знаете ли вы, сколько в каждом колосе бывает зерен?

— Право, не знаю.

— В среднем около восьмидесяти, — сказал Смит. — Итак, если мы посадим это зерно, оно в первую жатву даст нам восемьсот таких же зерен, а эти зерна во вторую жатву дадут шестьсот сорок тысяч зерен, в третью жатву — пятьсот двенадцать миллионов зерен, в четвертую — более четырехсот биллионов зерен! Вот прогрессия…

Товарищи Смита безмолвно слушали. Цифры, приведенные инженером, их поразили.

— Да, мои друзья, таковы прогрессии плодоносной природы. Но что значит это размножение зерна ржи, один колос которого приносит только восемьсот зерен, в сравнении с размножением мака, стебель которого приносит тридцать две тысячи зерен, в сравнении с размножением табака, стебель которого приносит триста шестьдесят тысяч зерен! За каких-нибудь несколько лет эти растения покрыли бы собой всю земную поверхность, если бы не существовало множества разрушительных причин, которые мешают производительности почвы. А знаете ли, Пенкроф, сколько мер выйдет из четырехсот биллионов зерен?

— Я знаю одно, — ответил Пенкроф, — что я в этом ровно ничего не смыслю!

— Из них выйдет более трех миллионов мер[23], считая в каждой по сто тридцать зерен.

— Три миллиона! — воскликнул Пенкроф.

— Три миллиона.

— В четыре года?

— В четыре года, — ответил Смит, — и даже в два года, если бы, как я рассчитываю, мы могли на этой широте в один год собрать жатву два раза.

На все это Пенкроф счел за лучшее ответить, по обыкновению, громогласными «ура».

— Итак, Герберт, — прибавил инженер, — ты сделал чрезвычайно важное открытие. Все, друзья мои, все может нам пригодиться при тех условиях, в каких мы находимся. Я прошу вас, не забывайте об этом!

— Нет, господин Смит, нет, не забудем! — ответил Пенкроф. — И коли я когда-нибудь найду единственное зерно табака, смею уверить, что не брошу его на ветер! А теперь знаете, что делать?

— Посадить это зерно, — ответил Герберт.

— Да, — прибавил Спилетт, — и посадить со всевозможным вниманием, потому что от него зависят все последующие жатвы.

— Лишь бы только оно взошло! — воскликнул моряк.

— Взойдет! — ответил Смит.

Было 20 июня, следовательно, время, благоприятное для посева драгоценного зерна.

Сперва хотели посадить его в горшке, но после некоторого размышления решили предоставить его самой природе и посадить прямо на открытом воздухе. Все было сделано в этот же день, и бесполезно прибавлять, что колонисты приняли всевозможные предосторожности для сохранения своего сокровища.

Погода несколько прояснилась; все вскарабкались на верх Гранитного дворца. Там, на плато, они выбрали место, хорошо защищенное от ветра и обращенное прямо к солнцу. Это место очистили, тщательно пропололи и даже взрыхлили, чтобы выкинуть насекомых и червяков; затем насыпали на него слой хорошей земли, удобренной небольшим количеством извести, далее оградили его и, наконец, посадили зерно и полили.

Казалось, колонисты заложили здесь первый камень своего будущего здания. Это напомнило Пенкрофу тот день, когда он зажигал свою единственную спичку… Потерпев крушение в воздухе, они еще могли тем или иным способом раздобыть огонь, но никакая человеческая изобретательность не создала бы им этого зерна ржи!

XXI. Первые морозы

С этого времени не проходило ни одного дня, чтобы Пенкроф не посещал местечка, которое он уже серьезно называл «засеянным полем». И горе насекомым, которые отваживались туда залетать! Им нечего было надеяться на помилование.

К концу июня после непрерывных дождей начала устанавливаться холодная погода; 29-го термометр показал бы уже шесть градусов мороза.

Следующий день, 30 июня, соответствовал 31 декабря Северного полушария.