Я сел на пенёк. Вскоре среди деревьев мелькнула осторожная косуля. В этом не было ничего странного. В лесах вокруг Дорфа было много косуль. Но не помню, чтобы я когда-нибудь понимал, каким живым чудом было это существо. Конечно, я видел косуль и раньше, я видел их почти каждый день. Но не понимал, какой непостижимой тайной была каждая из них. А теперь понял, почему прежде это было от меня скрыто. Я не давал себе времени восхититься косулями, потому что видел их слишком часто.
Так было всегда, подумал я, так было и с этим миром. Пока мы остаёмся детьми, нам бывает присуща способность чувствовать мир, восхищаться им. Но постепенно он становится для нас привычным. Расти — это значит упиваться допьяна всеми чувственными переживаниями.
Теперь я точно знал, что случилось с карликами на загадочном острове. Конечно, была какая-то преграда, и они не могли постичь самые глубокие тайны существования, но, наверное, это объяснялось тем, что они никогда не были детьми. Они стали восполнять упущенное, каждый день употребляя этот сильный напиток, и нет ничего удивительного в том, что в конце концов слились со всем, что их окружало. Теперь я понял, какую большую победу одержали Фроде и Джокер, когда, вопреки всему, им удалось отказаться от пурпурного лимонада.
Несколько минут косуля смотрела на меня, а потом убежала. На одно мгновение меня окружила непостижимая тишина. Потом соловей стал рассыпать свои удивительные трели. Мне захотелось преклониться перед тем, как такое крохотное тельце могло вмещать в себя столько звуков, столько дыхания, столько музыки.
Наш мир, думал я, это такое невероятное чудо, что даже непонятно, плакать мне или смеяться. Наверное, следовало и плакать и смеяться, но не так-то легко делать это одновременно.