Рафаэль вновь играет на контрастных эмоциях: с одной стороны расположилась группа взрослых и детей, жадно тянущихся к кровоточащей облатке. Они реагируют на происходящее со страхом, интересом и волнением, как подобает истинным верующим – простодушным и потрясенным при виде чуда. С противоположной стороны мы видим пять солдат швейцарской гвардии в элегантных одеждах, которых не пугает созерцание сверхъестественного события. Над ними – четверо священников, в которых обычно узнают Леонардо Гроссо делла Ровере (самый пожилой) и Рафаэля Риарио (самого молодого, с молитвенно сложенными руками), а за ними – Томмазо Риарио и Агостино Спинолу. Они сопровождают Юлия II, коленопреклоненного, облокотившегося на золотое складное кресло. Все компоненты превосходно продуманы – кроме того, что этот эпизод произошел за двести пятьдесят лет до того, как делла Ровере стал папой. Еще один временной разрыв. Еще один странный эпизод присутствия понтифика, объяснимый единственно тем, что Санти здесь не ведет рассказ, а иллюстрирует политическую программу. Юлий лично присутствует при явлении Тела Господня, его свидетельство подкрепляет догму пресуществления – физического воплощения Христа в облатке. Его дядя Сикст VI посвятил этому таинству специальный праздник в литургическом календаре – племянник теперь должен защитить его от еретиков.
Взошедший на папский престол под именем Льва X, Джованни начал с публичного заявления, из которого стали вполне ясны его намерения: «Насладимся папской властью, раз уж Господь нас ею наделил». Его святейшество позаботился о том, чтобы в Риме начался новый Золотой век. Современные ему хронисты неоднократно сравнивали переход от Юлия II к папе Медичи с переходом от Юлия Цезаря к Августу: первый – воитель, способный расширить и укрепить границы империи, второй – устроитель мирной эпохи, когда могут развиваться искусства, архитектура и укрепляться культурная идентичность нации.
Помня об интеллектуальном опыте, полученном во Флоренции благодаря просвещенному отцу, Лев X, однако, не экономил на пышных праздниках, роскошном оформлении главных площадей Вечного города, представлениях и пирушках, в которых принимал участие весь двор и которыми восхищались изумленные горожане. Кто-то подозревал, что Санти помог в организации торжественного въезда в Рим брата понтифика, Джулиано Медичи, через несколько месяцев после избрания на престол Льва X. Ватиканские мастера соорудили на Капитолийской площади огромный деревянный театр, способный вместить три тысячи зрителей, которые должны были наблюдать за парадом и театральным представлением, поставленным усилиями самых тонких придворных интеллектуалов вроде Федры Ингирами и разыгранным на латыни отпрысками римских аристократических семейств.
Два дня подряд Джованни и Джулиано смотрели его в течение ни много ни мало шести часов в компании всего лишь сорока двух гостей под изумленными взорами горожан, которые могли лишь восхищаться со стороны роскошью и пышностью пиршеств: двадцать две перемены блюд, сопровождающиеся прекрасными песнопениями и волшебной музыкой, на бесценных вышитых скатертях с разложенными на них золотыми приборами и с гобеленами, распределенными по всему периметру площади. Под специально выстроенной триумфальной аркой из папье-маше сверху на лестнице появились капитолийская волчица и колоссальная рука Константина, держащая огромный шар. Трудно было подобрать более подходящую археологическую находку: этот шар, в прошлом указывавший на универсальную власть римского императора, теперь напоминал о гербе семьи Медичи, перед которым предстала в почтении мифическая волчица, взрастившая Ромула и Рема. Лев X понял, что не стоит уничтожать память о древнем языческом культе: лучше воспользоваться ею, чтобы поднять собственный престиж.