– Тише, тише, мой мальчик, – успокаивал его доктор Крейвен. – Без твоего разрешения я ничего не напишу. Ты слишком близко всё принимаешь к сердцу. Смотри не навреди себе снова!
Больше он не говорил о том, чтобы написать мистеру Крейвену, а увидав сиделку, предупредил её, чтобы она не упоминала об этом.
– Мальчику на удивление лучше, – сказал доктор Крейвен сиделке. – В этом даже есть что-то противоестественное. Конечно, сейчас он по собственной воле делает то, чего мы никак не могли от него добиться. И всё же он слишком легко возбуждается, его нельзя раздражать.
Мэри и Колин всполошились. «Что же делать?» – с тревогой думали они. С этого времени они и стали разыгрывать свой «спектакль».
– Придётся, верно, закатить истерику, – с сожалением заметил Колин. – Вот некстати! Мне сейчас совсем не так плохо. Может, я даже не сумею. Горло у меня не перехватывает, и мысли не печальные, а приятные. Но если они опять заговорят о том, чтобы написать отцу, придётся что-то предпринять.
Он решил есть поменьше, но, к сожалению, осуществить это прекрасное намерение оказалось невозможно – по утрам он просыпался ужасно голодный, а на столике возле дивана уже стоял завтрак. Домашний хлеб со свежим маслом, белоснежные яйца, малиновый джем, сметана. Мэри теперь всегда завтракала вместе с ним. Усевшись за стол, они в отчаянии смотрели друг на друга, особенно если из-под нагретой серебряной крышки соблазнительно пахло поджаренными ломтиками ветчины.
– Ну ладно, Мэри, – неизменно заявлял Колин, – сейчас мы всё съедим. Но зато за обедом что-нибудь отправим назад, а за ужином отошлём ещё больше.
Впрочем, на это у них никогда не хватало решимости – и тарелки возвращались на кухню совершенно пустыми, приводя всех в изумление.
– Хоть бы они ветчину резали потолще, – жаловался Колин. – И потом, по одной булочке на нос – это так мало!
– Для умирающего вполне достаточно, – возразила Мэри, когда Колин произнёс эти слова в первый раз. – Но для того, кто собрался жить, это и вправду маловато. Мне иногда кажется, я бы целых три съела – особенно когда в окно пахнет вдруг вереском и дроком!
В то утро все трое с упоением работали в саду. Часа через два Дикон нырнул под большой розовый куст и вытащил два ведёрка: одно было до краёв полно густым парным молоком, а в другом лежали свеженькие булочки с изюмом, так хорошо завёрнутые в сине-белое клетчатое полотенце, что были совсем тёпленькие! Восторгу не было конца. Как это миссис Сауэрби чудно придумала! Какая она добрая! Какая умная! А булочки до чего вкусные! А молоко дивное!
– Да она, как Дикон, просто волшебница! – заявил Колин. – У неё волшебное знание, как делать людям хорошо! Она волшебная женщина! Дикон, скажи ей, что мы очень благодарны, чрезвычайно благодарны!
Временами Колин любил употреблять взрослые выражения – это доставляло ему огромное удовольствие. Найденные слова до того ему понравились, что он не удержался и прибавил:
– Скажи ей, что она чрезвычайно великодушна, а наша благодарность не знает пределов!
А затем, забыв обо всём на свете, он накинулся на еду: поглощал одну за другой булочки, запивая их молоком прямо из ведёрка. Так едят голодные мальчишки, когда они хорошо потрудились и надышались вересковым духом, а со времени утреннего завтрака прошло уже больше двух часов.
Так и пошло. Поедая приносимые Диконом угощенья, Мэри и Колин вскоре сообразили, что, кроме них, миссис Сауэрби должна ежедневно кормить четырнадцать ртов и что ей это, верно, непросто. И они попросили у неё разрешения посылать ей несколько шиллингов из своих карманных денег.
Неподалёку от тайного сада, в том месте, где Мэри впервые увидела Дикона, он нашёл теперь ложбинку среди деревьев – там, ко всеобщей радости, они сложили небольшой очаг из камней, чтобы печь картошку и яйца. Никогда раньше Мэри и Колин не пробовали такого вкусного блюда, как печёные яйца, а горячая, прямо из золы, картошка с солью и свежим маслом показалась им просто царским яством. К тому же она была такая сытная! За картошку и яйца можно было заплатить и есть их себе вволю, не опасаясь, что лишаешь пищи четырнадцать человек.
В солнечную погоду утро начиналось с того, что все усаживались в кружок в тени сливы, которая, сбросив цветы, покрылась зелёной листвой, и взывали к Магии. Закончив эту церемонию, Колин неизменно совершал обход сада, а потом в течение дня снова и снова упражнялся во вновь обретённых навыках. Он креп с каждым днём и ходил всё увереннее и дальше. День ото дня его вера в Магию всё росла – и немудрено! По мере того как силы к нему возвращались, он пробовал всё новые упражнения. Всему лучшему научил его Дикон.
Как-то Дикон отсутствовал целый день. Явившись на следующее утро, он рассказал: