– Так бывает, – гнула свое тетя Муся, – поначалу ни близкие, ни тем более сам человек ничего не замечает. Ну, конечно, забывчивость, рассеянность появляется, характер ухудшился… раздражительность появилась. А потом вдруг – раз! – и все покатилось, как снежный ком под гору.
Я подумала, что ничего этого не было, тетя Нюся была вежлива, приветлива и всем довольна.
– Но ты-то должна была заметить? Ты же врач!
– Вот я и думаю, может, я уже потеряла квалификацию? – уныло сказала тетя Муся.
Не может быть! Вот про тетю Мусю я ни за что не поверю! И все-таки: что же случилось такого вчера, после чего тетя Нюся так изменилась? Неужели? Неужели это от того, что она съела конфету, которую я случайно принесла оттуда, с территории
?Но Сашкина сестра и ее хахаль все время таскают краденые вещи туда и обратно. И ничего…
– Ладно, – сказала тетя Муся, – иди спать, завтра поговорим.
Пауль прибрался в мастерской, лег, долго ворочался, но никак не мог заснуть.
Перед его глазами стояло бледное личико больного ребенка.
У него не было надежды, как у жены.
Что-то подсказывало, что Гейнц не выздоровеет…
Наконец ему стало невмоготу переносить эти тяжелые мысли, и Пауль сделал то, что всегда делал в тяжелые минуты – отправился в мастерскую.
Ведь он обещал щедрому заказчику к утру выполнить его заказ.
А заказ был очень непростой.
Он накормил топку дровами, разжег огонь и, пока печь раскалялась, еще раз разглядел чертеж, который принес ему заказчик.
Диковинная бутылка!
Горлышко ее не заканчивалось, как обычно – оно загибалось вбок и входило в стенку бутыли. Там оно проходило до самого дна и смыкалось с ним. Таким образом, устье этой удивительной бутылки было не наверху, а внизу…
Да, сделать ее будет непросто!
Он так и этак поворачивал чертеж, прикидывая, как приступить к работе. Наконец решил начать – иначе печь топилась впустую, пожирая дорогие дрова.
Он смешал состав для стеклянной массы и тут вспомнил про пакетик, который оставил ему заказчик, велев непременно добавить его содержимое к стеклу.
Достал этот пакетик и всыпал порошок в форму для стеклянной массы…
По мастерской поплыл удивительный, незнакомый запах.
Это был запах чего-то запретного и опасного… запах греха и страха…
В то же время этот запах показался Паулю волнующим и притягательным.
Он вспомнил, как два года назад на день святого Оргидия в их городке казнили ведьму. Это была Евлалия, молодая дочка городского булочника, герра Левангера.
Весь городок сошелся тогда на рыночной площади, чтобы увидеть волнующее и поучительное зрелище.
Евлалия до последнего не признавала свою вину, и когда ее уже вели на костер, босая, простоволосая, в разорванном платье, она поравнялась с Паулем и взглянула на него…
Взгляд ведьмы обжег его, как будто ему прямо на сердце попала капля расплавленного стекла.
А она – как будто этого было мало – встряхнула светлыми длинными волосами, так что они задели Пауля по лицу.
И он почувствовал их запах…
Ее запах, запах молодой ведьмы.