Читаем Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника полностью

Уже три дня, как он одержим мыслью, что его хотят отравить. Повсюду ему мерещатся отравители и отравленные, – жалуется Рулен в письме Тео. – У меня сердце не на месте от слов Винсента. Как бы мне хотелось уберечь его несчастную, измученную душу!

Несмотря на все проблемы, второй приступ длится недолго, и Ван Гога довольно скоро выписывают. Однако не прошло и двух недель, как к нему домой явилась полиция. Дядю препроводили в участок, где ему пришлось провести под наблюдением несколько дней. Полицейские вынуждены прибегнуть к неприятной и весьма сомнительной процедуре, так как получили специальное распоряжение мэра. Дело в том, что тридцать жителей Арля направили главе города петицию против художника.

Местные чувствуют себя в опасности, зная, что Винсент свободно разгуливает по улицам. Он совершил насилие над собой, а значит, вполне может покалечить и других.

Он предается пьянству, в результате чего пребывает в состоянии перевозбуждения и не понимает, что делает и говорит. Особенно опасность угрожает женщинам: он распускает руки и позволяет себе непристойные разговоры в их присутствии. Господин Винсент Ван Гоге [sic] всерьез болен; однако констатируем, что у умалишенного случаются моменты просветления. Пока что Ван Гоге не представляет опасности для общественного порядка, но мы опасаемся, что рано или поздно он сотворит что-нибудь.

Письмо завершается просьбой выдворить Винсента из города, дабы все могли вздохнуть спокойно, и поместить его в психиатрическую лечебницу, где за ним будут ухаживать должным образом.

Какое разочарование для Винсента: он мечтал стать уважаемым человеком, чей талант вызывает восхищение, а в результате превратился в изгоя, угрозу общественному спокойствию. Сложно сказать, как я бы себя повел на месте арлезианцев, – возможно, я тоже испугался бы за безопасность женщин и захотел бы избавиться от непредсказуемого элемента, разгуливающего на свободе. Нужно побывать в их положении, чтобы понять их мотивы. Дядя оказался в изоляции, так что ему ничего не остается, кроме как подчиниться воле местных властей и отправиться на лечение, пусть даже в отсутствие обострения.

Ван Гог сам попросит перевести его в психиатрическую лечебницу Сен-Поль-де-Мозоль в Сен-Реми-де-Прованс. Он узнал о клинике благодаря Саллю, протестантскому пастору, который помогает ему в тот период по просьбе Тео.

Рисовать, рисовать и еще раз рисовать

Хотя болезнь обостряет ощущение неуверенности, в эти недели Винсент создает несколько шедевров – одни из любимых моих картин, в особенности потому, что они являются частью большого замысла.

Сдается мне, я не душевнобольной. Как видишь, картины, которые я написал в период между обострениями, проникнуты спокойствием и ничуть не хуже прежних.

С неожиданным хладнокровием Винсент вновь взялся за полотно «Колыбельная», начатое незадолго до первого приступа. На портрете изображена мать, держащая в руке веревку, с помощью которой она качает ребенка в колыбели, – в ее чертах узнается Августина Рулен, жена почтальона. Винсенту удалось передать характер женщины – простой и полный человечности. Покорное и мягкое выражение, взгляд опущен, руки сложены на животе. Ван Гог, во власти собственных видений, делает из нее земную Мадонну, утешающую и заступающуюся за одиноких рыбаков. Он ищет образы, которые помогут преодолеть людские страхи, в первую очередь его собственные.

За год он создает пять версий картины, варьируя оттенки красного и зеленого и по-разному реализуя цветовой контраст. Сам образ воспроизводится почти без изменений, уверенно, как будто вырезан из картона. Дядя выбрал необычное пространственное решение: одной лишь черной горизонтальной линией обозначен переход между полом и стеной с элегантными обоями в цветочек. Винсента не сильно беспокоит тот факт, что уровень пола не выровнен слева и справа от фигуры. Он позволяет себе ошибки в композиции: не в форме сила его произведений, а в цветовой гамме, которая становится все более свободной и энергичной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза