Читаем Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника полностью

Винсент воспользовался периодом временного спокойствия в больнице, чтобы написать портрет доктора Рея – они провели вместе несколько часов в приятной беседе.

Четвертого января дядя чувствует себя уже достаточно хорошо, чтобы написать письмо Тео.

Пишу из кабинета доктора Рея, с которым тебе довелось познакомиться лично.

Я пробуду в больнице еще несколько дней, а после всерьез намерен вернуться домой. Я совершенно спокоен, прошу тебя только об одном – не волнуйся за меня, потому что тем самым ты сильно меня обеспокоишь.

Неожиданно дядя пошел на поправку, и уже 7 января его выписали.

Он возвращается в опустевший Желтый дом – Гоген сбежал, оставив после себя лишь несколько книг. Винсент кладет их на стул, где обычно сидел его товарищ во время творческих сессий, и пишет одну из самых трогательных своих картин. Обыкновенный колченогий стул, стоящий на красном ковре, превращается в аллегорию внезапно нахлынувшего одиночества.

На какое-то мгновение Ван Гога посещает мысль о том, что его проект создания содружества художников провалился, что связь с Гогеном потеряна безвозвратно. И все же он не может злиться на товарища за то, что тот его покинул. Остается лишь ощущение внутреннего дискомфорта, да и оно пропадает быстро.

Скажи мне про нашего друга Гогена – я его сильно напугал? Интересно, почему он так больше и не появился? Вы, должно быть, уехали вместе.

Наверное, он соскучился по Парижу – там он чувствует себя как дома, не то что здесь. Передай ему, что я жду от него письма и по-прежнему думаю о нем.

Вот наивный! Еще спрашивает, почему Гоген больше не объявлялся! Кто знает, может, сумасбродный поступок Винсента – попытка обратить на себя внимание?

Если действительно все было так, я бы не удивился: подобное поведение под стать эгоцентричному типу, каким он был.

На следующий день Ван Гог отправляет письмо Гогену, в котором умоляет своего коллегу не говорить в Париже плохо о нем и о том, что произошло в Желтом доме. Дядя боится, что их раздор навсегда испортит его репутацию – возможно, он надеется, что если не Гоген, то еще кто-нибудь примет его приглашение, и мечта о «тропической мастерской» в один прекрасный день все-таки воплотится.

Оправившись после нервного срыва, дядя словно забывает о случившемся и начинает жить заново: он строит планы на будущее как ни в чем не бывало.

Уважаемый господин,

Позвольте добавить пару слов к письму вашего брата и успокоить вас относительно состояния его здоровья, – пишет доктор Рей Тео. – Я счастлив сообщить, что мои прогнозы оправдались: состояние нервного перевозбуждения оказалось временным. Уверен, что через несколько дней он окончательно поправится. Для меня было очень важно, чтобы он сам написал вам о своем здоровье. Я вызвал его к себе в кабинет, мы поговорили: что было полезно и ему, и мне.

К сожалению, доктор ошибался. Ментальное здоровье дяди по-прежнему крайне нестабильно.

Сидя дома в одиночестве, Ван Гог вновь впадает в состояние психоза. И теперь Гоген совершенно ни при чем.

В почтовом ящике Винсент находит приглашение на официальную помолвку Тео и Йоханны, запланированную на 9 января.

Должно быть, приглашение было отправлено еще до Рождества, когда мои родители думали, что он сможет принять участие в церемонии. Теперь же слишком поздно, чтобы ехать в Амстердам, плюс ко всему новость вновь вызывает в дяде тревогу: он вспоминает объятия брата и боится того, что после помолвки лишится этого права и потеряет любовь Тео навсегда.

И без того напряженную ситуацию усугубляют арльские мальчишки: они собираются толпами вокруг Желтого дома, карабкаются по подоконнику, подглядывают за Винсентом в окно, как за диким зверем. Слухи о том, что произошло, разлетелись быстро, и местные жители стали проявлять к дяде нездоровый интерес. Еще в ту октябрьскую ночь, когда он вышел на улицу рисовать, увешанный свечами, как ходячий фонарь, арлезианцы решили, что за странным типом нужно приглядывать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза