Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника

На мой взгляд, этот жест – свидетельство высокого самомнения Винсента. Он не считает себя лузером, ничтожеством: он – художник с большой буквы, в каком-то смысле пророк. Ван Гог уверен, что в один прекрасный день его полотна будут стоить бешеных денег, а потому убежден, что какую-то часть его тела необходимо сохранить как реликвию. Вручая ухо Рейчел, он произносит слово «объект». Дядя считает, что в будущем оно станет объектом восхищения для его поклонников. Надо сказать, он не ошибся.

В момент глубочайшего одиночества, совершив предосудительный в глазах общества жест – членовредительство, – Ван Гог ищет принятия среди женщин легкого поведения, которые, он знает, его не осудят и не будут ничего требовать. После долгих дней путешествия по следам дяди я наконец начинаю понимать его, и именно душевный кризис и сумасбродный поступок Винсента позволили мне поставить себя на его место: когда правила здравого смысла перестают работать, даже мой ум, привыкший рассуждать логично, теряет всякую точку опоры.

Вот что рассказывала мама.

В канун Рождества (мы с Тео были помолвлены и собирались вместе отправиться в Голландию; пока что я жила в Париже у моего брата Андриса Бонгера, с которым были дружны Тео и Винсент) пришла телеграмма от Гогена, который просил Тео немедленно прибыть в Арль. Вечером 23 декабря в состоянии сильного нервного возбуждения после очередной ссоры с Гогеном Винсент отрезал себе часть уха и принес его в дар женщине легкого поведения по имени Рейчел.

Тео срочно садится в поезд и едет в Прованс. Рождество он провел в больнице с Винсентом.

Они не виделись много месяцев, с того самого момента, как дядя покинул Париж. Находиться с ним рядом после нервного срыва было непросто: отец сильно переживал и волновался за него. Я вижу, как Тео обнимает Винсента, пытается успокоить, вытирает ему слезы и своим присутствием старается дать понять, что тот не одинок.

Я побывал в арльской больнице Отель де Дьё, куда госпитализировали Ван Гога: атмосфера там неуютная, можно сказать, спартанская; больные лежат на деревянных койках с высокими бортиками, так что они не могут ни упасть с кровати, ни нормально пошевелиться.

Пока я был рядом, у него периодически наступали моменты просветления, но затем он вновь погружался во мрак теологических и философских кошмаров. На Винсента было больно смотреть, особенно когда он, раздираемый страданиями, пытался плакать и не мог. Он слаб в борьбе и столь же слаб в страдании. На данный момент ничего нельзя сделать, чтобы как-то облегчить его болезнь, которая кажется неизлечимой […] Надежд мало; но за свою жизнь Винсент сделал достаточно, он страдал и сражался слишком долго. Если пришел его конец, то на все воля Божья, но при одной мысли об этом у меня разрывается сердце.

В первые дни в больнице состояние Ван Гога только ухудшается: он преследует медсестру, никого не пускает к своей кровати и натирается углем[4]. Больница достаточно хорошо оснащена, чтобы решить проблему с ухом, но совершенно не рассчитана на пациентов с психическими недугами. Единственное решение, которое предлагает доктор Феликс Рей, чтобы избежать новых прецедентов, – поместить Винсента в изоляцию, а затем перевезти его в Марсель или Экс-ан-Прованс, где есть специализированные больницы для людей с психотическими расстройствами.

Впервые Ван Гогу поставлен диагноз «ментальное расстройство» – теперь это уже не просто подозрения близких, но научно засвидетельствованный факт.

Тео покидает Арль с тяжелым сердцем. Его несколько утешает лишь то, что персонал арльской больницы готов заботиться о Винсенте, а почтальон Рулен обещал посещать его каждый день. Его также часто навещает уборщица Тереза Бальмуассьер – женщина сорока девяти лет, мать восьми детей и бабушка большого количества внуков. Внимательная и заботливая, именно она помогла Ван Гогу с перевязкой в ночь ссоры с Гогеном.

Все против одного