Тайны архивов НКВД СССР: 1937–1938. Взгляд изнутри

[…] О Рыжовой Серафиме Александровне. Рыжова являлась секретарем Ежова в ЦК ВКП(б) в течение 11–12 лет. Была очень близка и доверенным лицом Ежова. Рыжова бывала запросто у Ежова на даче, и он несколько раз бывал у них. Пользуясь своим положением, Рыжова держала себя очень независимо и самостоятельно; ее положение на работе далеко выходило за пределы технического секретаря. При переходе Ежова на работу в НКВД Рыжова вместе с ним перешла работать в НКВД, но не сработалась с Дейчем и вскоре вернулась обратно в ЦК: в 1938 г., по ее настоянию, Ежов вновь перевел ее на работу помощником начальника секретариата НКВД. Проработала здесь она опять недолго — не понравилось служебное положение, «сидеть, как она говорила, на телефонах» и она была откомандирована в Наркомвод секретарем Ежова. Рыжова — очень властная, неглупая, политически мало развитая; не прочь была использовать свое служебное положение, используя и часто злоупотребляя именем Ежова в своих личных интересах. Рыжова считалась другом дома Ежовых, дружила с женой Ежова. О преступной деятельности Рыжовой мне лично ничего не известно.

О Дагине Израиле Яковлевиче. Дагина знаю по работе в НКВД. Считал его одним из лучших, энергичных начальников отдела, очень преданным, партийным и честным работником.

Был он близок к Ежову, и Ежов с ним очень считался. После прихода на работу в НКВД Берия и последовавшего затем ареста Гулько¹¹⁴ и других работников из 1-го отдела Дагин очень нервничал, жаловался мне на то, что он замечает резкое изменение к нему отношения. Что Берия не вызывает его для доклада, что арестовывают его работников без согласования с ним и что, при таких условиях, он работать не сможет и будет настаивать на том, чтобы была назначена комиссия для проверки работы 1-го отдела, чтобы все убедились в его работе, чего он за короткое время как начальник отдела достиг… Незадолго до своего ареста Дагин мне передал, что его вызывал Берия и сказал ему, что он ему вполне доверяет и что вообще претензий к 1-му отделу (в смысле постановки там работы) не имеет. Арест Дагина явился для меня полной неожиданностью.

[…]В своих предыдущих показаниях о всех известных мне лицах и их антисоветской деятельности я показал. Скрывать никого не скрываю и дополнительно о ком-либо показать ничего не могу. О своей антисоветской деятельности я также сказал полностью.

ЦА ФСБ РФ. АСД № Р-24334. Т.1. Л.254–262.

Подлинник. Рукопись. Подпись-автограф.

№ 42

Из собственноручных показаний И.И Шапиро

2 октября 1939 г.

Об Ушакове. Знал его по работе в Особом отделе НКВД помощником начальника отдела. Считал его политически нечистоплотным человеком […] (далее неразборчиво — А. Д.). В июне или в июле был командирован вместе с Фриновским в ДВК. В связи с поступившими на него материалами (кажется, с Украины) по распоряжению Ежова было предложено начальнику УНКВД ДВК арестовать Ушакова и направить его под конвоем в Киев. Проезжая через Москву, он через конвоира прислал Ежову заявление и мне необходимую приписку, в которых писал о полной своей невиновности, о том, что арест его вызван, очевидно, каким-то недоразумением, что он всегда и везде честно и преданно работал и т. п. Заявления я доложил Ежову, который прочтя их, вернул мне их обратно без всяких указаний. Более подробно об Ушакове мне ничего не известно.

ЦА ФСБ РФ. АСД № Р-24334. Т.1. Л.273–274.

Подлинник. Рукопись. Подпись-автограф.

№ 43

Из протокола допроса И. И. Шапиро¹¹⁵

3 октября 1939 г.

[…] Дагин показывает, что рассмотрение альбомов со справками по делам арестованных при массовых операциях было передоверено «Цесарскому и Шапиро, которые единолично решали вопрос о расстреле или иных мерах наказания». Это неверно. Я альбомы не рассматривал и по ним никаких решений не выносил. Когда я перешел на работу в 1-й спецотдел, Ежов предложил мне предварительно рассматривать альбомы и справки, но я категорически отказался от этого, указывая, что это дело 3-го отдела […]

Фриновский показывает, что дела по так называемым «альбомам» по репрессированию инонациональностей, рассматривались якобы специальной тройкой. Председателями тройки были Цесарский, а затем я — Шапиро. Это неверно. Фриновский здесь путает. Никакая специальная тройка для рассмотрения этих дел не была создана и таковой не было в природе.

В бытность Цесарского начальником 1-го спецотдела эти дела рассматривались Цесарским совместно с Минаевым, а после ухода Цесарского из 1-го спецотдела, в связи с назначением его начальником 4 отдела, эти дела рассматривались начальниками отделов, о чем я показывал выше.