Раскопки подтвердили, что вся территория расселения племени волинцев с его высокими доходами, получаемыми от развитого земледелия и животноводства, служила хинтерландом и источником экономического процветания Волина, превратившегося в раннее городское поселение в VIII–IX веках. Эта территория обеспечивала и снабжала Волин продуктами питания, сырьем и рабочей силой (или, говоря современным языком — трудовыми ресурсами); на ней разводили свиней, крупный рогатый скот, лошадей, овец, коз, кур и другую домашнюю птицу, выращивали рожь, просо, пшеницу, ячмень, овес, бобы. О масштабах одного только волинского животноводства говорит классификация костей животных, обнаруженных при раскопках на территории города. Только три процента этих костей принадлежали диким животным, девяносто же семь процентов — животным домашним, хотя в округе города водилось множество кабанов, оленей и косуль. Впрочем, особо важную роль в экономическом подъеме, развитии и процветания города Волина сыграли не только его обширный хозяйственный хинтерланд, но и продукция его собственного городского ремесленного производства, как и обширные внешнеторговые связи Волына.
Как и в других местах поселений северо-западных славян, разных городских кварталах Волина, в зависимости от уровня благосостояния его жителей, употреблялось в пищу мясо разных категорий и, соответственно, оставлялись на поживу археологам разные кости. Более зажиточные жители городского центра предпочитали отбивные, в то время как в горшках и на сковородах менее состоятельных жителей предместий (или, говоря по-нашему — «посадских», «слобожан») готовились не столь мясистые и более костистые части разделанных туш. Что делать, «по одежке протягивай ножки», как всегда и везде…
«Велунцаны», упоминаемые в IX веке «Баварским Географом», очевидно, идентичны «вельтабам» Ибрагима ибн Якуба. В Х веке саксонский историк Видукинд Корвейский приводил несколько более точные, чем у андалусского «земли разведчика», сведения о том, что «вуолины» (лат. vuolini) — несомненно, волинцы — в 967 году были побеждены польским князем. Похоже, после этого военного поражения город Волин был присоединен к польскому раннефеодальному государству, или, по крайней мере, попал в зависимость от него. Чем и объясняется приходящийся как раз на указанное время рост притока товаров и разных видов сырья в Волин из велико-польских областей. Правда, до сих пор не вполне ясны обстоятельства, при которых это произошло. Возможно, упомянутое хронистом Титмаром Мерзебургским посольство из «великого города Ливил(ь)на» (лат. civitas magna Livilni), пребывавшее в 1007 году при дворе римско-германского императора, следует расценивать как попытку волинцев сохранить свою независимость от Польши, опираясь на немецкую поддержку? Хотя на этот счет существуют и иные точки зрения. Согласно которым, только что упомянутые нами (вслед за почтенным епископом Титмаром), прибывшие в 1007 году ко двору кайзера Генриха II в Регенсбург «ливильны» были представителями не города Волына, а состоявших на тот момент в союзе с императором Генрихом вильцев-лютичей, искавших у римско-германского «цезаря» поддержки в борьбе с польским королем Болеславом Храбрым. Но, коль скоро это так, их «великим городом» был не Волин-Волын, а загадочный, до сих пор не найденный археологами священный город Ретра.
Дальнейшая судьба Волина была крайне переменчива. Но даже страшный «викинг» алчущих добычи данов в 1177 году (не позднее этой даты был дотла сожжен волинский порт) не положил конец существованию славного города. Поскольку всего год спустя в одном документе упоминается «Венцеславо, кастеллан Юлиена» (лат. Venzeslavo, castellano Juliensi), о чем уважаемый читатель, как мы надеемся, еще не забыл. А если все-таки забыл, мы не напрасно ему об этом повторно сообщили. Вероятно, этот Венцеславо-Венцеслав и руководил восстановлением разрушенного «донями» города. Когда в 1184 году Кнут VI осаждал Вологост-Вольгаст, датчане, под предводительством Абсалона, благочестивого епископа Лундского, в очередной раз выжгли окрестности Волина. В 1185 году датское войско прошло мимо Волина на Камень, не удостоив Волин своим вниманием (вероятно, в потерявшем свое былое значение и богатство, после многократных разорительных набегов «доней», городе грабителям было уже нечем поживиться). И, наконец, последний поход данов на Волын привел к подчинению города датскому господству…
Не совсем понятно упорство, с которым датчане снова и снова нападали на Волин. Что так неудержимо тянуло их «к башням города Волына»? Вероятно, былые слава, влияние и богатство этого града северо-западных славян? А может быть — предоставление волинцами убежища беглецам из Датского королевства, приводимое скандинавскими летописцами в обоснование походов датчан на строптивый Волин?