Тайны боевых искусств Украины

Вообще, у скифов принцип взаимовыручки был священным, чему всегда удивлялись иностранцы. Лукиан, рассказывая о том, как скиф Арсак собирал войско против царя Боспора Левконора, с восторгом описывает этот непонятный ему скифский обычай взаимовыручки: «Обычай садиться на шкуру заключается в следующем: когда кто-то был обижен другим и хочет отомстить за обиду, но видит, что он сам по себе не достаточно силен для этого, то он приносит в жертву быка, разрезает на куски его мясо и варить, а сам, расстелив на земле шкуру, садится на нее, заложив руки назад, подобно тому, кто будто связан в локтях. Это считается сильнейшим молением. Его родственники, да и вообще все желающие, подходят, берут каждый по куску мяса и, став правой ногой на шкуру, обещают, в зависимости от своих средств, один — доставить пять всадников на своих харчах, второй — десять, третий — еще больше, а бедный — только самого себя. Таким образом, иногда у шкуры собирается большая толпа, и такое войско держится очень прочно и для врагов непобедимое, потому связано клятвой, ибо то, что человек ступил на шкуру, равносильно клятве. Так поступил и Арсак: у него собралось почти пять тысяч всадников, а с тяжеловооруженными и пешими вместе двадцать тысяч» (108, 149).

Прутики для побратимства.

Сколотский царь из Толстой могилы. Реконструкция М. Горелика.

Мотивы побратимства присутствуют и в былинах Киевской Руси (Святогор и Илья Моровец, Илья Моровец и Добрыня Никитич), в более поздних украинских легендах (о Котигорошке, Вернигоре и Вернидубе). Интересно, что обряд побратимства сохранился к началу XX века и на западноукраинских землях.

Интересный его вариант записал И. Франко в своем родном селе Нагуевичи. Там побратимство водилось между молодыми ребятами 8—20 лет. Для этого берут прут, разрезанный пополам, концы которого должны входить один в другой, между кончиками прута вкладывают зернышко (рожь, пшеницу) или траву-резийку и плотно сжимают, каждый со своей стороны, потом спрашивают один другого:

— Ты побратим?

— Не побратим.

— Ты побратим? — спрашивает тот во второй раз.

— Не побратим.

— Ты побратим?

— Побратим.

— До каких пор?

— До гробовой доски.

После этого побратимы разнимают (не разрывают) зазубчики прутика, вынимают зажатую в них траву, разрывают ее на две части и едят. После этого обряда ребята обязаны обращаться друг к другу на «вы», звать друг друга «побратим», не ссориться и не драться, а помогать в любой потребности (56, 197–198).

Особенно уважались принципы побратимства среди запорожских казаков. Казаки шли в церковь, где под присягой подписывали специальное завещание, дарили друг другу кресты или иконы и обменивались оружием. Теперь жизнь побратима было для казака дороже собственной (222, І, 182). Оставить побратима одного в бою считалось самым большим бесчестием. «Сам умирай, а побратима в беде не оставляй!» — говорит старая казацкая мудрость. Казаки смотрели на свое войско как на большую семью, называя его уважительно «рыцарским обществом», а своего атамана величали «отцом». Основной ценностью казака была честь — честь воина и честь общества, а потеря чести и рыцарской славы для воина гораздо страшнее чем потеря жизни. А жизнь — это мгновение, «один раз мать родила, один раз и умирать», «от судьбы не убежать», «кого должны повесить, тот не утонет», «что Бог назначил — того не миновать» — такой была философия запорожцев. Главное, чтобы прожить жизнь не кое-как и умереть достойно, как подобает настоящему рыцарю.

Д. Яворницкий приводит отрывок казацкой песни, в которой говорится об отношении казака к своей голове, к славе. Зачем же дорожить головой, когда:

Не сьогодні, так завтра поляже вона,
як у степу од вітру трава, а слава не вмре,
не поляже всьому світу лицарство козацьке розкаже
та козацька слава.
Що по всьому світу степом розляглась-простяглась,
Та й по всьому світу луговим гомоном розлилась,
Туреччині та Татарщині добрим лихом знати далась
Та йляхам ворогам на спис оддалась[25]

.

Как тут не вспомнить знаменитое поучение Владимира Мономаха: «Смерти ведь, дети, не боясь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам Бог пошлет. Ибо, если я от войны, и от зверя, и от воды, и от падения с коня уберегся, то никто из вас не может повредить себя или быть убитым, пока не будет от Бога поведено. А если случится от Бога смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не могут вас отнять от нее, но если и хорошее дело — остерегаться самому, то Божие обережение лучше человеческого» (107, 461–462).

Или же, как поется в другой песне: