Может быть, и так, конечно, но, есть одна странность: персы-то шли с Востока, из Азии, а здесь атланты идут с Запада, из своей Атлантиды. «Именно тогда, Солон, государство ваше явило всему миру блистательное доказательство своей доблести и силы: всех превосходя твердостью духа и опытностью в военном деле, оно сначала встало во главе эллинов, но из-за измены союзников оказалось предоставленным самому себе, в одиночестве встретилось с крайними опасностями и все же одолело завоевателей <…>. Тех, кто еще не был порабощен, оно спасло от угрозы рабства; всех же остальных, сколько ни обитало нас по эту сторону Геракловых столпов, оно великодушно сделало свободными».
Все сказанное до сих пор, может быть, с грехом пополам еще укладывается в образное и метафоричное описание греко-персидских войн. Но вот что звучит далее: «…позднее, когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся ваша воинская сила была поглощена развернувшейся землей; равным образом и Атлантида исчезла, погрузившись в пучину. После этого море в тех местах стало вплоть до сего дня несудоходным и недоступным по причине обмеления, вызванного огромным количеством ила, который оставил после себя осевший остров». Вот такая странная история.
Греко-персидские войны не сопровождались существенно повлиявшими на ход боевых действий страшными землетрясениями и наводнениями, и здесь, из слов о том, что греки, афинское войско погибло, когда погибла Атлантида, мы можем понять, что афиняне перешли в наступление, очевидно, отогнали противников до их острова, и вот тут что-то произошло, и Атлантида ушла под воду. Вот такая странная, непонятная история.
Дальше участники платоновского диалога уходят в совершенно другие темы, и больше к Атлантиде не возвращаются. Но есть еще один диалог, к сожалению, дошедший до нас не полностью, – диалог «Критий», где Платон подробно нам описывает этот удивительный остров, которым управляли цари, происходившие от бога Посейдона, владыки морей, и поэтому в центре острова, естественно, стоял храм Посейдона. Конечно, рассказ об острове звучит подозрительно гладко, остров описывается очень обстоятельно, но при этом с множеством удивительных деталей. Неожиданно точно знает Платон, каковы были размеры этого острова, что он был безупречно круглым, что там каналы и сколько именно их было, он описывает его мосты, гавани и его удивительное, невероятное богатство.
Если сказать коротко – на этом острове было практически все. «К услугам царей было два источника – родник холодной и родник горячей воды, которые давали воду в изобилии, и притом удивительную как на вкус, так и по целительной силе; их обвели стенами, насадили при них подходящие к свойству этих вод деревья, и направили эти воды в купальни <…>. Природа сельской местности… горы восхваляются преданием за то, что они по множеству, величине и красоте превосходили все нынешние, там было большое количество многолюдных селений, были реки, озера и луга, доставлявшие пропитание всем родам ручных и диких животных, а равно и огромные леса, отличавшиеся разнообразием пород, в изобилии доставлявшие дерево для любого дела».
И дальше он рассказывает еще и еще, множатся подробности того, какие там были растения, какие плоды, какие животные, упомянуты и живущие там слоны, которых «водилось великое множество». А надо заметить, что сами греки могли лишь с трудом прокормиться у себя в Греции: почва в Греции не слишком плодоносная, поэтому греческим полисам приходилось отправляться за море и основывать колонии в других местах, где хлеб лучше можно было выращивать, а на этом волшебном острове, оказывается, могли прокормиться все животные, даже слоны, вот сколько там всего было! И, естественно, там было золото, там было серебро, и какой-то загадочный орихалк – некий таинственный сплав с особыми свойствами. То есть там было все, что только возможно, – и флот, и торговля, и земледелие, и природные богатства.
И были там до какого-то времени замечательные цари: «Они не пьянели от роскоши, не теряли власти над собой и здравого рассудка под воздействием богатства, но, храня трезвость ума, отчетливо видели, что и это все обязано своим возрастанием общему согласию в соединении с добродетелью… Пока они так рассуждали, а божественная природа сохраняла в них свою силу, все их достояние, нами описанное, возрастало. Но когда унаследованная от бога доля ослабела, многократно растворяясь в смертной примеси, и возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в состоянии долее выносить свое богатство и утратили благопристойность. Для того, кто умеет видеть, они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали самую прекрасную из своих ценностей; но неспособным усмотреть, в чем состоит истинно счастливая жизнь, они казались прекраснее и счастливее всего как раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила».