Тайны Елисейского дворца

«Как рассказать о Сарагосе тому, кто читает письмо в Париже? Я бы сказал, что этот город одержим дьяволом! Все его население против нас. Монастыри, окружающие его, превращены в крепости и ощетинились пушками. В каждом доме есть хотя бы по одному ружью, все улицы забаррикадированы. Горожане уже наладили производство пороха, пуль и пушечных ядер, и у них огромные запасы боеприпасов. Друг принца Астурийского, граф Палафокс, который присутствовал при отречении в Байонне, руководит обороной этого дьявольского города… Крестьяне просто ужасны! Они вошли в город с женами, детьми и скотиной, их укрыли с условием защищаться до последней капли крови. Они живут вместе с животными в невероятной грязи. Разумеется, появились болезни. Люди мрут как мухи. Живые их не хоронят. Им некогда, они стреляют в нас…»

И еще страница, и еще… Чувствовалось, что Жюно пытается излить весь ужас, который внушает ему эта бесчеловечная война. Он писал еще, что император отправил принца Пиньятелли вести мирные переговоры о достойной сдаче, но Пиньятелли исчез. Его бросили, наверное, в какой-нибудь каменный мешок, и никто не знает, где он…

– Какой ужас! – воскликнула Полина, невольно содрогнувшись. – Ты собираешься показать письмо императору?

Лауру поразило, что Полина вместо домашнего «Напо» назвала брата так официально.

– А как бы ты поступила на моем месте?

– Бог знает, как он его воспримет. Но мне кажется, он должен все это знать, хоть ты и рискуешь получить его гнев на свою голову…

Лаура приняла к сведению мнение подруги. Вскоре она вернулась к своим обязанностям при Мадам Матери в надежде, что так скорее позабудутся ядовитые слухи, которые стали ходить на ее счет. Меттерних вернулся из Австрии, и после долгой разлуки они встретились с особенной радостью.

Госпожа Летиция благоволила к Лауре, их связывало общее прошлое, но особенно она ценила возможность говорить с ней на своем родном языке.

Жизнь в особняке Бриенн не отличалась веселостью, но молодая женщина наслаждалась там покоем, который не всегда сопутствовал ей дома. Волей-неволей ей пришлось узнать о многих подводных течениях в семье императора.

Мать императора не вмешивалась в политику, она всегда чуралась ее, но невольно знала многое, так сыновья и дочери, стоило возникнуть неприятностям, спешили к ней. Точь-в-точь как в детстве – всегда находился тот, кто со слезами жаловался на брата или сестру. И с тех пор, как Напо, «Кот в сапогах» и так далее – у Наполеона было множество домашних имен и прозвищ – сделался императором, ничего не изменилось: жалобная книга пухла с каждым днем!

К тому же старая дама обладала прозорливостью, которая подчас бесила ее царственного сына, но никогда не подводила. И Лаура как-то получила лишнее тому подтверждение. В тот день они болтали с госпожой Летицией обо всем и ни о чем, когда в покои вошел лакей и объявил о приходе короля Вестфалии.

– Мне сказали, матушка, что вы одни с герцогиней д’Абрантес, и я очень обрадовался, – вскричал, входя, Жером. – Здравствуй, дорогая Лаура, – прибавил он и наклонился, чтобы ее поцеловать. – У вас хорошие новости от Жюно? То есть, я хотел сказать, от герцога?

– Настолько хорошие, насколько возможно при осаде Сарагосы, сир.

– Моя новость, несомненно, вас позабавит. А вам, Мадам Мать, могу только еще раз выразить восхищение вашим ясновидением.

– Глядя на ваше веселое лицо, полагаю, что новость хорошая.

– Лично я от нее в восторге, и вы, я думаю, будете тоже. Помните тот день, когда в отсутствие императора по большой галерее в Тюильри прогуливались под ручку наш дорогой Талейран и Фуше?

– Такое трудно забыть, да и было совсем недавно…

– Вы догадались, что внезапная дружба бывшего епископа Отенского и бывшего отца ортарианца весьма подозрительна. И вот теперь, похоже, тайна разъяснилась. Похоже, в Эрфурте Талейран защищал скорее интересы императора Австрии, чем наши…

– И что же? – в один голос спросили женщины.

– А то, что Тюильри еще дрожит от ужасной сцены – я сказал ужасной и не преувеличил, – которую устроил Наполеон. Распахнув все двери, он орал и оскорблял Талейрана. Назвал его вором, подлецом и – простите мне это выражение, но без него обойтись невозможно – «г…ом в шелковых чулках»! Никогда еще глава государства не устраивал подобной сцены своему сановнику при свидетелях…

Женщины испуганно переглянулись.

– И что же ответил господин де Талейран? – шепотом осведомилась Лаура.

– Ни единого слова! Стоял и слушал с отстраненным видом, словно все это его не касается. Рта не открыл, пока император не бросил напоследок: «Почему вы мне не сказали, что герцог де Сан Карлос[41] любовник вашей жены?» И тут Талейран ответил: «Сир! Я не считал, что этот факт пятнает вашу славу… И мою тоже!» Когда император прекратил поливать свою жертву грязью, Талейран, подняв глаза к небу, проговорил: «Господи! До чего обидно, что такой великий человек так дурно воспитан!» – и удалился. Это было час тому назад, а теперь вполне возможно, он уже отправлен в изгнание или в тюрьму. В любом случае он уже больше не великий камергер…