Итак, кавалер не мог с уверенностью утверждать, что гигант и бывший преступник были одно и то же лицо, а бесстыдство и хладнокровие Лебика продолжали держать его в сильном недоумении.
– Жаль, что ты не знаешь Барассена! – продолжал он допрос.
– Почему?
– Иначе ты предупредил бы его, что в тот день, когда мое терпение истощится, его вздернут потанцевать на веревке.
– Дайте мне его адрес, и я пойду уведомить его об этом, – возражал Лебик, не моргнув даже при этой угрозе.
– Итак, тебе решительно нечего сказать мне, не в чем признаваться? – настаивал Ивон.
– Как, однако, вы упрямы! Так же как и вчера, и десять дней назад, мне нечего доверить вам… А! Впрочем, есть. Ветер подул сегодня ночью с другой стороны: будет дождь днем.
– Ты все-таки поройся в памяти. Может быть, завтра найдешь для меня что-нибудь новенькое.
– До завтра, – говорил негодяй, встречавший у дверей своей комнаты отряд телохранителей.
В сущности, Бералек вовсе не думал об исполнении своих угроз. Во-первых, потому что он видел в Лебике смелого, мужественного злодея, неспособного отступить перед страхом. А в-последних, разбойник был его единственным средством добраться до врагов Лоретты, несчастливых охотников за сокровищем. Поэтому из осторожности он не говорил ни слова великану о том, что знал о существовании клада. Если гигант сам не подозревал о зарытых миллионах, то к чему указывать на них? Ивон требовал признания мошенника, но не говорил ему – в чем именно.
Прошло две недели: Лебик не сознавался.
Люди аббата осмотрели каждый уголок в доме. Ни малейшего следа клада! Словно его никогда и не было в доме магазинщицы. Миллионы ускользали от кладоискателей – Ивон же отчаялся найти тайный ход, откуда проникали к Сюрко сообщники Лебика. А они все не появлялись. Неужели гигант нашел средство уведомить их о подкреплении в доме, несмотря на бдительную стражу? Между тем товарищи кавалера, раздраженные молчанием бандита и своими бесполезными розысками, постоянно твердили Ивону:
– Дозвольте нам повесить Лебика, чтоб нельзя было, по крайней мере, сказать, что мы здесь ничего не сделали.
– Нет, – отвечал Бералек, – подождем. Хитрость отдаст нам его в руки. Надо разыграть его, но так, чтоб он ничего не заопдозрил: плут очень коварен.
Время шло.
Каждое утро, когда Ивон спрашивал, не желает ли Лебик сказать ему что-нибудь, тот предсказывал погоду или жаловался на здоровье. Кавалер обуздывал бешеное желание покончить с негодяем, понимая, что бандит один, вольно или невольно, укажет ему на истину. Несколько раз аббат приходил осведомляться о сокрытых миллионах, необходимых для подкупа. Фуше назначен был министром, как и предсказывал, и пришло время Монтескью явиться с полными руками к нему, к человеку, который, смотря по обстоятельствам, должен был сделаться могучим союзником или непримиримым врагом роялистов.
А Ивон не мог утишить лихорадочное беспокойство аббата.
Лебик чувствовал, что положение его шатко. Он изыскивал средство обмануть бдительный надзор своих сторожей и бежать.
Однажды он явился на утренний допрос в праздничном наряде.
– Ты хорош сегодня, как утренняя звезда. По какому это случаю? – спросил удивленный Ивон.
– Так вы не знаете, какой сегодня праздник? – отвечал верзила.
Бералек порылся в республиканском календаре, который, как известно, не признавал святых, и заменил их названиями овощей, животных и т. п.
– А, сегодня святого Козельца! Так ты особенно почитаешь этот род овощей, друг Лебик? – усмехнулся молодой человек.
– Да, сегодня день святого Козельца, но по старинному счислению, праздновали святого Лаврентия, ангела гражданки.
– Как! Сегодня день ангела госпожи Сюрко?
– Лаврентия и Лоретты, ни более ни менее. Я пойду поздравить ее, чтоб получить хорошенький золотой. Вот почему я облачился в свою прелестную куртку Декади[19]
, – отвечал лакей с улыбкой.При этом известии все в доме переполошилось и вместе с Лебиком двадцать веселых молодцев гурьбой ворвалась к имениннице. Никогда обе щеки вдовы не получали такого количества поцелуев. Весь день прошел в приготовлениях к грандиозному празднованию дня ангела госпожи Сюрко. Лебик же в сопровождении телохранителей сошел в погреб и указал на лучшие бутылки, стоявшие за охапками дров.
Пока нагружали корзины, лакей воспользовался случаем сунуть в карман склянку, забытую на пустой бочке. Думая, что взял свой чудодейственный наркотик, он прошептал:
– Экое горе, что тут не хватит для всего общества! С каким удовольствием я усыпил бы этих парней!
И, развеселившись, он зажал в руке маленький флакон, не подозревая, что там плещется чистая вода, налитая Ивоном вместо сонного зелья.