В передней он встретил горничную.
– Шарль наверху? – спросил он самым развязным тоном, как подобает истинному другу хозяев.
– Нет, Шарль еще не приходил, но госпожа ждет его к завтраку, – отвечала камеристка, очарованная видной наружностью этого высокого молодца, очень изящно поглаживавшего подбородок.
– Досадно! Досадно! – повторил недовольный граф. – Я занят и мне некогда заходить еще раз, а между тем мне необходимо с ним поговорить.
– Так, скажите, что вам нужно, госпоже, а она передаст ему.
– Она встала?
– О! Когда она ждет своего Шарля, ей не сидится и не спится. Вот, я вам скажу, господчик, который может похвалиться, что его любят.
– Доложи же, не угодно ли ей принять меня, скажи, что пришел Собачий Нос… она, вероятно, запомнила мое имя.
– Его трудно забыть, – сказала веселая девушка, направляясь к лестнице, которая вела к спальне актрисы.
Оставшись один, Кожоль выбежал на улицу и кликнул двух людей, которым приказал тотчас затаиться в передней и ждать.
Минуту спустя белокурая, грациозная Пусета появилась в зале нижнего этажа, где Пьер уже ждал ее.
– Вот как! – произнесла она. – Да это молодой человек, который провел ночь в моей спальне. Ну! С таким товарищем не соскучишься, потому что вы не надоедаете своими посещениями! Стоило труда требовать моей дружбы!
– Мы такие искренние друзья, Пусета, что я пришел оказать вам услугу.
– Какую?
– Вы ждали Шарля, не правда ли? Он не может прийти, потому что подвергся опасности, которую вы одна можете отвратить. Поэтому он прислал меня за вами.
Маленькая блондинка побледнела, как смерть. Ее громадная любовь к человеку, истинная сущность которого оставалась для нее тайной, делала ее легковерной.
– Едем, – тотчас объявила она без запинки.
– Не со мной, Пусета. Тут дожидаются двое моих друзей, которые проводят вас. А на мне – другие заботы для спасения Шарля. Но я скоро присоединюсь к вам.
В своем мучительном беспокойстве актриса лишилась и воли, и способности рассуждать.
– Проводите ее в дом Сюрко и не теряйте из виду, я вам вверяю залог, – шепнул граф двоим ожидавшим.
– Вот как! Госпожа едет? И не позавтракает? – сказала служанка, сходя вниз.
– Но, плутовка, завтрак состоится… и позаботься, чтоб он был хорош, потому что друг мой Шарль и я рассчитываем на славу угоститься… Только бы Шарль был точен.
– О! Господин Собачий Нос, вы можете быть покойны на этот счет: ровно в десять часов он явится сюда.
Маленький отель комедиантки, примыкавший к Люксембургскому саду, был в три этажа: к верхним пристроена была терраса в итальянском вкусе, которая спасла Кожоля, когда, убегая из Люксембурга, он перелез через стену сада рядом с фонтаном Медичи. В нижнем этаже располагались маленькая зала и просторная столовая, где ужинала веселая компания в тот вечер. В бельэтаже помещался будуар, уборная и спальня белокурой Пусеты.
Кожоль сел в столовой напротив окна за прозрачной кисейной занавеской, чтобы видеть подъезд со сводами, выстроенный на панели улицы. С этого наблюдательного поста Пьер сразу заметил бы, кто входил с улицы в дом.
Горничная приходила и входила, принося все для завтрака и накрывая стол.
– Как тебя зовут, прекрасное дитя? – спросил молодой человек.
– Бушю, гражданин.
– Бушю – твоя фамилия, о другом имени спрашиваю я тебя, собственном, которое, вероятно, очень нежно звучит в устах твоего возлюбленного…
– Розалия, вот мое имя… только, прошу верить, у меня нет любовника.
– А, ба! Да ты слишком дичишься для парижанки.
– Да я и не парижанка, я из Венсена… а в Венсене еще не перевелись честные девушки, поверьте мне.
– Я верю, даже убежден, прелестная Розалия, – говорил Кожоль, позволяя себе с красивой девушкой некоторые вольности, которых она, несмотря на недавние слова о добродетели, казалось, вовсе не замечала.
– О! Как вы любите целоваться! – воскликнула она наконец после десятого поцелуя, сочтя за нужное протестовать.
– Всюду, где я встречаю добродетель, я воздаю ей должное… добродетель привлекает меня, Розалия, привлекает против моей воли.
– Она привлекает вас слишком сильно… если вы опять примитесь за свое, я угощу вас оплеухой, – погрозила служаночка, видя, что молодой человек опять подходит, желая поцеловать ее.
– Нет, моя прелестница, ты не дашь мне пощечины… потому что ты девушка столь же экономная, сколь и умная, а чтоб отвесить мне оплеуху, тебе надо будет выпустить из рук целую гору тарелок, которые ты держишь.
И, пользуясь положением, мешавшим Розалии обороняться, Пьер, удваивая усилия, спокойно запечатлел на обеих щеках милой брюнетки по поцелую.
Предусмотрительный Кожоль, как видно, любил всюду заводить себе друзей или недругов.
– А! Милая моя, – продолжал он, – растолкуй-ка мне, каким образом ты, при всей своей добродетели, находишься в услужении у актрисы… репутация и нравы которой должны сильно возмущать такую благовоспитанную и целомудренную девушку?
– Ах, уж я совсем было одурела в Венсенском форте, с мрачными, наводящими уныние стенами.
– Так ты жила в форте?
– Да, папа мой – тюремщиком там.
– В самом деле?
– И мои два брата.
– Тоже тюремщики?