Спрашивали еще на суде Плевицкую, на какие средства они купили себе дачу в Ozoir-la-Ferrière, чем оплачивали туалеты в модных Домах и т. д. Она отвечала, что ездила по Франции и с успехом давала концерты. Это казалось тем более невероятным, что Плевицкая пела исключительно русские народные песни, слушатели ее были только русские, следовательно, публика небогатая, сбор с которой навряд ли мог оплатить поездки и отель, а не то что модные туалеты и дачу в окрестностях Парижа. Заработок мужа тоже был невелик. Откуда же они брали деньги? Суд приговорил Плевицкую к двадцати годам каторги как сообщницу мужа. В скором времени она умерла в тюрьме, и упорно говорили, что она перед смертью покаялась и просила прощения. Впечатление, тем не менее, на русских беженцев она произвела удручающее. Плевицкая, обожавшая как будто царскую семью, обласканная государем, спокойно сошлась с его убийцами и за предательство получала деньги, улыбаясь тем, кого предавала. Я читала ее воспоминания, написанные за границей. Впечатление о Плевицкой я вынесла как о человеке не очень умном, малокультурном, но добром и искреннем. Из деревни Курской губернии она попала в блестящий Петербург, успех ей вскружил голову, деньги полились рекой. И вдруг эвакуация, заграница, снова, как в детстве, бедная, беспросветная жизнь. Но вот явилась возможность опять жить если не роскошно, то все-таки широко. Как тут не ухватиться за такую возможность, не сообразив сразу всех печальных сторон такого решения. Да и, в сущности, все эти военные и их жены не ее настоящая среда, она в нее попала случайно, и они ей душевно не близки. Тогда как большевики из низов общества ей ближе… А про самого Скоблина говорили, что он был влюблен в свою «знаменитую» жену, хотя и старше его возрастом, и, желая ей дать жизнь, к которой она уже привыкла, пошел ради нее на измену и преступление. Но с другой стороны, странно, что он не подумал о ее судьбе после раскрытия его предательства и предоставил ей одной нести ответственность за него, а сам благополучно скрылся. Все разъяснилось во время последней войны. Немцы заняли Минск с налета, захватили все дела и бумаги в минском ГПУ (бывшая чрезвычайка переменила название) и среди бумаг нашли документы, касавшиеся Кутепова и Миллера. Оказалось, что член Торгово-промышленного комитета, известный в Париже Сергей Николаевич Третьяков, тоже был на службе у большевиков. Он как-то встретил Кутепова и предложил ему: «У вас на rue Mademoiselle скверное помещение РОВС, а я могу предложить дешево лучшую квартиру на rue Colisée. У меня в доме их две: в верхней я сам живу, а нижнюю уступлю вам».
Кутепов, зная Третьякова с лучшей стороны, охотно согласился. Когда делали ремонт нового помещения, электротехники-коммунисты поставили в кабинете у Кутепова микрофон, соединив его с квартирой Третьякова, который таким образом мог подслушивать его секретные разговоры, ведшиеся в кабинете у Кутепова. Этим и объясняется, почему все офицеры — добровольцы-разведчики, посылаемые тогда Кутеповым в СССР, сразу попадали в руки ГПУ на расстрел. Один из них дал каким-то образом знать Кутепову не посылать более никого, т. к. около него имеется советский шпион. Но Кутепов никак не мог подозревать такого почтенного и уважаемого человека, как Третьяков. Между тем немцы написали о своем открытии из Минска в Париж. Третьяков был арестован и исчез безвозвратно с парижского горизонта. Он считается расстрелянным немцами. Семья его ничего не подозревала и даже не привлекалась, кажется, к ответственности. Загадочное исчезновение Скоблина объяснилось очень просто. Из дома, где помещалось РОВС, он никуда не выходил, как это предполагали, а поднялся на следующий этаж и отсиделся в кабинете Третьякова. Большевики немедленно переправили его в СССР и, по слухам, посадили в концентрационный лагерь, не прощая своим агентам ни малейшей ошибки. Там он будто бы умер.
Жалко было молодого Третьякова-сына. Ему минуло лет семнадцать-восемнадцать. Он уже несколько лет прислуживал в храме на rue Daru, был в чине иподиакона, на отличном счету у духовенства и у прислуживающих с ним товарищей. После разразившейся грозы с отцом мальчик сразу на некоторое время ушел из прислужников, а перед этим долго сидел у митрополита Евлагия в запертой комнате и, вероятно, изливал ему свои горе и стыд.
Портрет эпохи: РаспутинГригорий
Распутин в «Воспоминаниях» Ольги Ивановны Кошко