Тайны и герои Века

В городе Перми, как и по всей России, имя Распутина служило темой для горячих разговоров и негодований. Про него носились по Уралу упорные слухи как о конокраде, а такое преступление в деревне считалось, пожалуй, тяжелее убийства. Оставить мужика без лошади, т. е. без возможности самостоятельно обрабатывать свой клочок земли и тем погрузить всю его семью в большую нужду, это не прощалось, и при поимке вора (чаще всего цыгана) последнего подвергали самосуду самому жестокому. Если Распутин не попадался, то все-таки находился на подозрении у односельчан, а по их мнению, нет дыма без огня. И вдруг такой подозрительный человек сделался пособником царя-батюшки и особенно царицы-матушки! Конечно, недоумение, недовольство и зависть были главным фактором в пересудах и в деревне и в городе. Тем более Распутин, как совершенно примитивный и зазнавшийся мужик, не стеснялся хвастать своими связями и вел себя вызывающе. Увы! Сколько нашлось людей, из корыстных целей потакающих его поведению, чтобы достичь положения, которого прямым путем им не было возможности получить. Например, в Перми некто Ордовский-Танаевский, по своему чину заменяющий губернатора и вице-губернатора при их отсутствии в городе, мечтал о получении губернаторства, но, не имея высшего образования и особенных заслуг перед правительством, навряд ли эту мечту мог осуществить. Он решил через Распутина этого добиться. И вот началось усиленное ухаживание за стариком. Где он с ним познакомился — неизвестно! Но как только узнавалось, что Распутин проедет через Пермь в свою сибирскую деревню, на вокзал подъезжал Орловский-Танаевский, заставлял открывать парадные комнаты и с поклоном встречал в них Распутина, подобострастно разговаривая с ним во все время стоянки поезда. А известно, что поезда в больших городах уезжать особенно не торопятся.

К Ордовскому-Танаевскому присоединялись и другие корыстные сторонники старца из так называемой высшей интеллигенции города. Например, начальник дивизии Пряслов не только сам в парадной форме приезжал на поклон, но даже привозил свою жену, скромную, боязливую перед мужем женщину, очень добрую, но, должно быть, недалекую. Со снисходительной улыбкой мне рассказывали про нее, что на каком-то военном балу в Перми один молоденький подпоручик местного скромного полка разорился на бутоньерку цветов для жены начальника дивизии. Бедная Пряслова такое подношение приняла трагично: «Как? При вашем крохотном жалованье вы разоряетесь на цветы для меня! Да вам есть нечего, а вы позволяете себе такую трату!..» И в голосе слезы. Несчастный офицерик готов был провалиться сквозь землю. Но Пряслова была совершенно искренна и долго не могла успокоиться, несмотря на уговоры окружающих. Подчиняясь мужу безропотно, ездила и она навстречу Распутину и должна была благоговейно слушать, как Распутин фамильярно хлопал начальника дивизии по плечу и приговаривал: «Нет, Миша, у тебя еще нос не дорос до командира корпуса. Подожди маленько!» Когда Распутин был ранен какой-то богомолкой или монашкой в живот и его положение казалось катастрофическим, в Перми это известие было принято почти с восторгом. Был день приема моей матери, и собралось много дам в гостиной. Среди них оказалась случайно мадам Пряслова. Конечно, главной темой разговора было покушение на Распутина. И вдруг влетает на прием жена вице-губернатора, Вера Арсеньевна, с торжествующим криком: «Умер, умер Гришка!» — и все далее заговорили: «Слава богу!» Вера Арсеньевна, отличавшаяся своей несдержанностью, бросила в сторону Прясловой: «Некому будет руку целовать». Пряслова, убитая, сконфуженная, слабо протестовала: «Но если там, наверху, его так ценят, так как же мы бы не сделали того же?!» Но ее слова были покрыты общим криком.