Тайны и герои Века

Стоит признаться, что до определенного возраста мы жили в виртуальной стране. В России, которая была только в воспоминаниях и воображении наших дедушек, бабушек, иногда родителей и всей их среды. С французами в детстве и даже юности мы мало общались. Но о самой России наше представление было все-таки довольно абстрактное, и притом, в отличие от эмигрантов из других стран, историческая родина нашего семейного происхождения не совпадала со страной, которая была в тот момент на карте мира. Даже города по-другому назывались. Даже правописание не совпадало, так как наши бабушки писали через Ѣ. В моей первой поездке в советскую Россию я понимал все слова, но не понимал, к чему они относятся.

Нас учили и нам говорили о политике (об ужасах большевизма), о культуре, о религии. Но тогда это было оторвано от действительности повседневной жизни. Безусловно, сохранение русскости в эмиграции стало возможным благодаря православной церкви и общественным организациям. Но важнее церкви и общественных организаций, самую главную роль в сохранении языка и русскости играли женщины. Во всех женских ролях: бабушки, матери, жены, няни… Я не знаю ни одной семьи, где без русских или обрусевших женщин сохранились бы язык и русская чувствительность, включая ее крайности.

О дореволюционной России в моем детстве рассказывали пожилые русские, которые доживали свой век в домах престарелых. Благодаря Толстовскому фонду и русскому Красному Кресту подобных институций было немало во Франции. Один из таких домов был в замке местечка Абондан (75 км к западу от Парижа). Там моя бабушка работала медсестрой. Она говорила только «сестрой милосердия» (не знала даже или не хотела знать советское название своей профессии).

Среди этих пожилых людей было много военных. Особенно генералов. Они рассказывали о Первой мировой войне — мы о ней слышали куда больше, чем советские люди, — о революции и Гражданской войне. Про Галлиполи, Бизерту, Сербию. Для них на этом жизнь закончилась. Несомненно, искусственный мир, в котором они — и мы — тогда жили, помогал переносить действительность. Я помню генерала, который днем продавал билеты французской национальной лотереи перед большими магазинами Галери Лафайет. Вечером они собирались в Доме белого воина в шикарном 16-м округе Парижа, и все вставало на свои места. Сидели по чину и возрасту. Я два-три раза в детстве был на таких собраниях. Но я еще помню один инцидент: какое-то несогласие возникло между двумя стариками — один генерал, другой полковник. Закончилось тем, что генерал рассердился и, хлопнув по столу рукой, крикнул: «Молчать! Вы для меня мальчишка!» Мы были потрясены: а мы тогда кто?..

Также в замке Абондан сидели по национальностям и политическим партиям. Русских практически не было, но все говорили по-русски и так же, как и остальные, жалели покинутую страну. Петлюровец Живодар нам чинил велосипеды и показывал, как работать с деревом; грузинка тетя Катя нас баловала конфетами и рассказывала своим женским басом, как она переоделась в мужчину, чтобы воевать с большевиками. В столовой иногда происходили споры, особенно когда приезжали артисты дать концерт или театральную пьесу. Быстро повышали голос и называли несогласных большевиками. Кажется, там был и бывший депутат Ираклий Церетели. Я помню высокого и худого старика, но с очень сильным голосом. Он в столовой что-то объяснял, и все молчали. В замке Абондан проходили наши каникулы. Кроме директора и хозяев кузницы, где мы снимали номер, никто по-французски не говорил. И бедный директор часто себя ощущал иностранцем.

Подобное произошло и на каком-то приеме (их было немало) в русской консерватории имени Рахманинова (одно из русских учреждений того времени, наравне с библиотекой Тургенева и музеем лейб-гвардии казачьего полка, которое еще существует). Пришла подруга моей матери с новым мужем — французом. Первый раз он тогда попал к этим сумасшедшим русским. Жену, конечно, быстро затянули друзья и знакомые, они пошли к буфету. А муж остался один. Стоит в углу у балетных перил и смотрит на весь этот русский муравейник. Подходит старый русский — военный, по всей вероятности, — и что-то спрашивает. Естественно, по-русски. Тот вежливо отвечает: «Же не компрен па» (не понимаю). Наш милый старичок спохватился и понял, что тот не говорит по-русски, и совершенно натурально ему отвечает: «Ах ву з-эт этранжэ!» («Ах, Вы иностранец!») Бедный молодожен нам это позже рассказывал, смеясь, но признавался, что, когда это случилось, он очень серьезно задал себе вопрос: правильно ли он женился? Русский Париж!