Тайны Кремля<br />Сталин, Молотов, Берия, Маленков

Не довольствуясь тем, узкое руководство попыталось усилить значимость сделанного предложения. 17 мая, использовав как формальный предлог открытое письмо кандидата в президенты США Генри Уоллеса, теперь уже Сталин подтвердил неизменность прежней советской позиции по фундаментальному вопросу международных отношений. «Несмотря на различие экономических систем и идеологий, — подчеркнул Иосиф Виссарионович в ответе, — сосуществование этих систем и мирное урегулирование разногласий между СССР и США не только возможны, но и, безусловно, необходимы в интересах всеобщего мира»[639].

Однако последовательные и достаточно твердые заверения со стороны Москвы оказались напрасными. Запад не проявлял ни малейшей склонности к даже поискам компромисса. Продолжил действия, направленные на окончательный раскол и Германии, и Европы. О том свидетельствовало коммюнике завершившегося 1 июня Лондонского совещания. Оно зафиксировало окончательное утверждение ранее согласованных мер чисто экономического порядка, направленных на объединение трех западных зон Германии и неминуемое присоединение последней к Западному союзу. Констатировало и более серьезное: изменение германской границы, но только западной, в пользу стран Бенилюкса. То, что в соответствии с решениями Ялтинской и Потсдамской конференций являлось прерогативой только мирной конференции при непременном участии Советского Союза.

Наконец, чтобы осуществить высказанные намерения, сделать их необратимыми, США, Великобритания и Франция объявили 18 июня о проведении в своих зонах оккупации денежной реформы. Введении в них и, разумеется, в Западном Берлине, новой, единой германской марки. Это вынудило узкое руководство окончательно остановиться на наиболее жестком варианте внешнеполитического курса, отныне вполне оправданном, неизбежном введении с 23 июня полной блокады Западного Берлина. А чтобы усилить свою позицию, подкрепило его единодушной поддержкой стран Восточной Европы. Заявлением срочно, 23 июня, созванного в Варшаве совещания министров иностранных дел СССР, Албании, Болгарии, Чехословакии, Югославии (это был последний раз, когда Белград выступил единым фронтом с Москвой), Польши, Румынии и Венгрии. Тем самым Западному союзу и США продемонстрировали: отныне им предстоит иметь дело не с одним Советским Союзом, но с Восточным блоком, тесно сплоченным вокруг своего бесспорного лидера.

Холодная война стала реальностью. Очевидностью.

Глава двадцать вторая

Столь радикальные сдвиги на международной арене, приведшие к открытому противостоянию, означали стремительное сползание к наиболее непредсказуемой ситуации. Теперь зависящей от любой, самой незначительной случайности. Чреватой чем угодно — от оголтелой идеологической борьбы вплоть до регионального конфликта и даже третьей мировой войны. Потому и вызвали они в Кремле второй за полгода передел власти. Наиболее серьезные, но вместе с тем и ставшие неизбежными изменения как в составе узкого руководства, так и баланса сил в нем. Отразили, прежде всего, стремление Сталина предельно упрочить свое положение, становящееся крайне опасным в случае провала избранного лично им жесткого курса. Отразили и иное. Попытку других членов узкого руководства использовать неотвратимые перемены для усиления собственных позиций, получения преимуществ по сравнению с соперниками.

Сложное, запутанное переплетение противоречивых личных и общих, государственных, интересов не могло не привести к закулисным переговорам и их следствию — очередному компромиссу. Сталину пришлось — после отстранения Молотова, все же согласиться с возвращением другого члена «триумвирата» военной поры, Маленкова в Секретариат ЦК ВКП(б). Примириться с тем, что Георгий Максимилианович вновь, как и немногим более двух лет назад, сравняется с ним, Сталиным, заняв ключевые посты в обеих структурах власти — государственной и партийной. Показательным оказалось и еще одно важное кадровое перемещение. Утверждение в тот же день, 1 июля, и тем же решением ПБ секретарем ЦК П. К. Пономаренко[640], человека, несомненно, близкого к Маленкову, а не к кому-либо иному.

Таким образом, наиболее важный, ибо он действовал непрерывно, постоянно, орган ЦК — Секретариат уже включал семерых: Сталина, Жданова, Кузнецова, Суслова, Попова, Маленкова, Пономаренко. Им и предстояло отнюдь не демократическим способом, без голосования, а всего лишь с помощью закулисных интриг, «аппаратных игр» и определить, останется ли тяжело больной Жданов на посту второго человека в партии, или уступит это место Кузнецову, Маленкову, а, быть может, и Суслову. Острая проблема разрешилась в два этапа. Вначале, десять дней спустя, при радикальной реорганизации аппарата ЦК ВКП(б), сопровождавшейся обычным в таких случаях перераспределением обязанностей между секретарями и, тем самым, серьезнейшим изменением их властных полномочий.