Подобное решение само по себе исключало возникновение очередного узкого руководства. Дробило высшую власть, что лишний раз свидетельствовало о достигшей пика неопределенности. Вместе с тем, оно содержало весьма многозначительное. Только Маленков оказался в составе сразу двух «троек». Ну а то, что обе они были партийными, делало Георгия Максимилиановича фактическим первым секретарем (кстати, именно так должность Маленкова в те месяцы и определяли Хрущев, Молотов, Каганович на январском 1955 года Пленуме). Взамен Берия получил возможность повседневно контролировать работу как Совмина в целом, так и отдельных министерств.
Разумеется, оба претендента на единоличное лидерство сделали все, чтобы предельно обезопасить, подстраховать себя в новых структурах. Добились включения в каждую «тройку» соперника — как своеобразный противовес — «своих» людей. Таковыми следует считать Хрущева и Суслова, оказавшихся тогда в силу большой политической игры сторонниками Берии, и Сабурова, без сомнения защищавшего интересы Маленкова. Ориентацию Булганина, Пегова, и Первухина однозначно определить пока весьма трудно.
Булганин, скорее всего, остался фигурой относительно нейтральной, самостоятельной и, быть может, являлся альтер эго Сталина, как то было в «триумвирате» 1951 года. Пегов, судя по его чисто партийной, аппаратной карьере, в большей степени должен был защищать позиции Маленкова, а Первухин, долгие годы связанный работой прежде всего с Берией, мог в то время рассматриваться сторонником прежнего шефа.
Именно такая структура власти и ее персональный состав, призванные привести к хотя бы временной стабилизации, на деле лишь осложнили ситуацию. Обострили скрытную, закулисную борьбу за ключевой пост — председателя Совета Министров СССР. Тот самый, который почти уже получил Берия, который он стремился удержать, но на который с не меньшим основанием претендовал и Маленков. Претендовал по нескольким причинам. Во-первых, он оставался не просто сторонником, но и основным борцом за изменение функций партии и ее аппарата — предельно возможного понижения их роли в жизни страны, ограничения их влияния на государственные структуры. Во-вторых, как и Берия, достаточно хорошо понимал, что пост главы правительства дает управлять министерствами иностранных дел, госбезопасности, обороны, внутренних дел, без чего проводить какую-либо самостоятельную политику невозможно. В-третьих, как и Берия, исходил из устоявшейся за десять лет традиции, что именно должность председателя СМ СССР свидетельствует о реальной полной власти. Ведь начиная с мая 1941 года Сталин подписывал документы только как глава правительства, а не первых секретарь ЦК. И как глава правительства председательствовал на заседаниях ПБ.
В сложившемся некоем подобии «двуумвирата» для Маленкова компромисс вроде бы на невыгодных условиях — согласие ограничиться постом первого секретаря партии, все же принес небольшой перевес. Сохранявшаяся «руководящая роль» партии, а, следовательно, и ее аппарата, позволяла Георгию Максимилиановичу надеяться, что в нужный момент он сумеет добиться желанного. Партийная должность и создаст потенциальную возможность занять, но уже вполне официально, гласно, пост главы правительства, сохранив за собою и контроль за партаппаратом. Наверное, чтобы гарантировать успех в задуманном, согласился с введением Булганина, продолжавшего как член президиума ЦК курировать министерство обороны, в одну из своих «троек». Исключал, тем самым, постоянные контакты и сговор Берии с Булганиным. Маленков надеялся, как можно догадываться, использовать армию как решающий инструмент борьбы за власть. Но только в будущем. Настоящее требовало иного.
Как можно предполагать, ни Маленков, ни Берия на поддержку кого-либо из вошедших в теперь лишь два рабочих органа партии особенно не рассчитывали. Ключевое значение придавали МГБ, стремясь всеми доступными способами добиться подчинения его аппарата только себе. Еще летом 1951 года, при отстранении Абакумова, Маленков попытался единственно возможным способом поставить госбезопасность под свой полный контроль. О том свидетельствовало не только утверждение министром Игнатьева, партфункционера, давно и прочно связанного с Георгием Максимилиановичем, но и более значимое. Выраженное в «Закрытом письме ЦК ВКП(б)» от 3 июля 1951 года, «О неблагополучном положении в министерстве государственной безопасности»: