«ЦК ВКП(б) надеется, что коммунисты, работающие в органах МГБ, не пожалеют сил для того, чтобы с полным сознанием своего долга и ответственности перед советским народом, партией и правительством, на основе большевистской критики, при помощи и под руководством ЦК компартий союзных республик, областных (краевых) и городских комитетов партии
(выделено мною. —В еще большей степени о том свидетельствовали и казавшиеся весьма странными события, связанные со старой, давно сложившейся службой охраны высших должностных лиц страны, являвшейся по сути самостоятельной структурой внутри МГБ. 22 апреля решением ПБ была образована комиссия под председательством Маленкова для расследования положения в Главном управлении охраны (ГУО) МГБ. 29 апреля 1952 года, еще до завершения ее работы, с должности начальника ГУО отстранили Н. С. Власика. Спустя одиннадцать дней арестовали его первого заместителя полковника В. С. Лынько. А 19 мая ПБ утвердило текст постановления ЦК КПСС. Власика, генерал-лейтенанта, назначили — что демонстрировало большее, нежели просто понижение, заместителем начальника небольшого исправительно-трудового лагеря для ссыльных «Баженовский» в городе Асбест Свердловской области. Само ГУО реорганизовали в управление, одновременно сократив штаты с 14 тысяч человек до 3 тысяч. При этом упразднили все хозяйственные структуры УО, включая автотранспортные (исключение составил лишь гараж особого назначения) и по снабжению боеприпасами, отделы, ведавшие обеспечением безопасности зданий ЦК ВКП(б), СМ СССР, Генштаба, МИД, правительственных залов на железнодорожных вокзалах, трасс — московских улиц и пригородных шоссе, по которым регулярно ездили члены узкого руководства, правительственной связью, управление по охране государственных дач на Черноморском побережье Кавказа. Последнее, кстати и объясняет, почему же Сталин в конце 1952 года впервые после войны провел отпуск под Москвой, на своей «Ближней».
28 июня в адмотдел ЦК поступила записка начальника управления МГБ по Львовской области Строкача. Ею автор уведомлял, что его коллеги по республиканскому министерству пытаются взять под свое наблюдение работу местных партийных органов. Документ призван был стать весомым доказательством того что Берия, оправившись от удара, нанесенного ему «мингрельским» и «грузинским» делами, перешел в контратаку. Маленков сумел использовать записку Строкача, правда, несколько своеобразно.
11 июля ПБ утвердило текст постановления ЦК «О неблагополучном положении в МГБ». Потребовало им от министра Игнатьева незамедлительно «вскрыть существующую среди врачей группу, проводящую вредительскую работу против руководителей партии и государства». Установить состав и ближайшие цели той самой «группы», на которую якобы вышел Абакумов при аресте профессора Этингера. Старому и, казалось, забытому «делу» дали ход, использовав поднятую из архива докладную записку врача Л. Ф. Тимашук.
Еще 28 августа 1948 года Тимашук, тогда заведовавшую кардиологическим кабинетом кремлевской поликлиники, самолетом доставили на Валдай, где проводил отпуск А. А. Жданов. Проведя обследование, Тимашук установила, что у Андрея Александровича инфаркт. Однако прибывшие вместе с нею начальник Лечсанупра Кремля П. И. Егоров, профессора В. Н. Виноградов и В. X. Василенко, а также постоянно находившийся при Жданове его лечащий врач Г. И. Майоров поставили иной диагноз — гипертоническая болезнь. 29 августа Тимашук снова сделала Жданову электрокардиограмму, укрепившись в прежнем заключении, но по требованию Егорова и Майорова вынуждена была письменно подтвердить не свой, а их диагноз. Тут же, дабы обезопасить свой авторитет, и написала докладную записку на имя Власика и передала ее начальнику охраны Жданова подполковнику А. М. Белову. Тот незамедлительно отвез ее в Москву и передал В. С. Лынько. Далее и произошло то самое, что впоследствии и породило «дело кремлевских врачей».