Тайны лабиринтов времени

– Да, – мягко ответил он, не поднимая глаз на Гигиенонта, – скифы подавлены, но набеги с их стороны возможны, и мы всегда помним об этом! Но одно можно сказать с уверенностью: к настоящей войне скифы уже не способны, да они и не посмели бы выступить против Ольвии из-за почтения к нам. Кому они еще нужны? Все захохотали с удовлетворением. Даже Гигиенонт удовлетворенно кивнул головой, но заметил:

– Вы правы, скифы нижайше почтенны. Однако не забывайте, что варвары вероломны, понятия о чести у них маленькие, да и те заимствованы у нас, эллинов. Говорят, что до общения с греками скифы даже днем убивали друг друга, чтобы отнять понравившуюся вещь.

– Скифы – полу животные! Они еле различают добро и зло!

– Тише, друзья, – предупредил доселе молчавший Никодим, человек с бледным полным лицом, – на корабле едут скифы!

– Да? Где они?

– Они в каюте и, видимо, отдыхают. Они подсели к нам в Истре. Я слыхал, что они прибыли туда из Родоса, а может, и из Афин. – Что же они так долго спят?

– Варвары спят или едят, если не пьянствуют и не убивают!

– Тсс… кажется, они идут.

На палубу вышли двое – молодой и старый. Первый имел русые кудри и льняного цвета вьющуюся бородку. В чертах его чистого красивого лица сквозила душевная мягкость. Серые глаза смотрели задумчиво, в них не было того острого внимания и пытливого любопытства к попутчикам, которые так отличали эллинов от других народов. Так смотрят праздные мечтатели, обеспеченные бездельники, охотнее упражняющие свое воображение, нежели волю. Ступив на палубу, он задержал взгляд на греках, зевнул без стеснения и сощурился, как бы привыкая к солнечному свету. Выглядел молодой скиф живописно, чему способствовали красные шаровары с блестящим, расшитым бисером поясом и голый торс, лоснящийся под солнцем. Он походил на циркового гимнаста, готового начать свои упражнения на арене, окруженной зрителями.

– Как сильно печет солнце, – заметил он по-скифски, – можно подумать, что мы продолжаем плавание по Эгейскому, а не по Румскому морю. А на самом деле мы уже на далеком севере, у берегов той страны, про которую эллинские моряки любят рассказывать страшные вещи. Даже мой учитель гимнастики Тимагор перед нашим отъездом говорил с сожалением, что я еду туда, «где воду рубят мечами и оплакивают свои отмороженные ноги». Он не мог поверить, что я по своей охоте возвращаюсь на родину. А сейчас он был бы поражен, если бы почувствовал этот гиперборейский жар вместо холода!

Орик немедленно перевел гераклеотам речь скифа. Купцы в молчании разглядывали молодого красавца и его пожилого спутника, когда те прошли мимо них.

Второй был седой старик с лопатообразной бородой и блестящей лысиной. Остатки волос, что сохранились у него на затылке и около ушей, он прихватил красной тесьмой, завязав ее на лбу. Сутулая, но крепкая фигура старика казалась неуклюжей в том одеянии, которое он носил. Замшевые шаровары, засаленные и нуждающиеся в ремонте, висели грубыми складками и были заправлены в мягкие сапоги. Потертый, неопределенного цвета кафтан, наброшенный на плечи, был помят, а спереди широко распахнут, так что был виден толстый, как седельная подпруга, пояс из воловьей кожи, украшенный медными бляхами. На поясе слева висел короткий меч – акинак, справа – оселок и кружка для питья.

– Погляди, князь, – хрипло пробасил старик, показывая на море черным пальцем. – Фагимасад сердится. Эк разогнал своих посыльных!

– Греки говорят, что это Протей, пастух Посейдона, загоняет в стойло морских коней. Только мне кажется, что дельфины мало похожи на коней!

– Возможно, ночью грянет буря. Но нам она не страшна, к ночи мы уже будем в Ольвии, на родной земле.

– Что ж, – беззаботно возразил молодой человек, – в буре есть своя красота! Я хотел бы испытать бурю в скифском море и увидеть, как умеет гневаться старый Фагимасад-Посейдон!

– Неладно говоришь, сын мой. Никогда не напрашивайся, на беду. Она имеет тонкий слух, сразу услышит твои слова и тут же падет на твою голову. На бурю хорошо смотреть со стороны, так же, как и на битву. А на этих эллинских плавучих гробах я всегда чувствую себя пищей для рыб.

– Ты, как врожденный степняк, не любишь моря. Вспомни, по преданию, мудрый царевич Анахарсис считал плавающих по морю почти мертвыми.

– Скифия должна иметь свои корабли и своих моряков. Но он, как и все мы, чувствовал себя хорошо лишь среди степи, сидя верхом на добром коне. Ах, мой юный князь! Я уже старик, но сегодня мое сердце бьется совсем так же, как в прежние годы! Одна мысль о том, что я скоро увижу родные места, волнует меня, словно молодого парня – женщина! Мы были на Родосе, в Афинах, в Милете, но все их красивые дома, сады и капища не стоят одной ночевки под звездами родины. Хорошо иметь родину, а такую, как наша, особенно. Воспоминания о ней согревают даже на чужбине. Чувствуешь ли ты это? Остался ли ты скифом-сколотом, чего хотел твой отец Арсак, или чужбина сделала тебя эллином, Олгасий?