Тайны лабиринтов времени

Щемящая тоска овладела сердцами охотниками. В этом крохотном огоньке были заключены все их надежды. Если бы он разгорелся, стал сильным и живучим, охотникам не были бы страшны ни пещерный лев, ни саблезубый, ни серый медведь, ни людоеды. Темнота отступила бы в стороны перед его светлым дыханием, а сырое мясо снова стало бы издавать дразнящий запах. Они с торжеством принесли бы свою добычу семьям, и все преклонились бы перед их ловкостью и мощью. Но только что завоеванный огонь умер. И охотникам вновь предстояло бороться со стихиями, хищниками и с самым злобным и опасным врагом – людоедом.

Мелик был уверен, что эти твари не нападут на семьи, как думал учитель, племя людоедов шло в противоположную сторону от моря, а значит, семьи могли спокойно возвращаться к своим домам и священной пещере.

Людоеды продолжали преследовать охотников. Вот уже восемь дней, как длилась эта упорная и непрерывная погоня. Людоеды стремились, во что бы то ни стало истребить дерзких людей, похитивших Огонь. Вероятней всего, они принимали охотников за разведчиков могущественного племени. Беглецы легко могли оставить своих преследователей далеко позади, в выносливости охотники не уступали людоедам, а в быстроте превосходили их, но Мелик ни на мгновенье не забывал о цели своего похода – завоевании огня.

По ночам, оставив Верного и Сома на безопасном расстоянии, он возвращался и часами бродил вокруг стоянки людоедов. Он мало спал в эти дни, но и короткого сна было достаточно для подкрепления его сил. Стремясь сбить преследователей со следа, охотники незаметно для них значительно уклонились к востоку – и на восьмой день очутились у берегов Большой реки, на вершине высокого холма. Ветры, дожди и наводнения обнажили его склоны; лед, уходя, прорвал в граните ущелье, оторвал от него огромные глыбы скал и разбросал их; но небольшой холм еще стоял на месте, несмотря на непрерывную атаку стихий. Мелик знал, что теперь-то они далеко от стойбища семей.

Полноводная река омывала подножие холма. Этот мощный поток воды растворил в себе множество ключей, родников, ручейков и речек, текущих среди камней, травы и деревьев. Его питали и ледники, образующиеся в неприступных горных ущельях, и подземные воды, пробивающие себе путь в граните, песчанике и известняке, и водопады, низвергающиеся со скал, и темные тучи, проливающиеся над ним дождем. Поток воды ручейка был стремительный, пенистый и задорный, когда его стесняли каменные берега; яростный и страшный – над порогами; ленивый и спокойный – на равнинах. Он питал влагой топи болот, разливался широкими озерами и омывал со всех сторон бесчисленные островки. Полная жизни река сама рождала неиссякаемую жизнь на всем протяжении ее течения, от холодных горных областей до жарких равнин; на жирной наносной земле и на бедных каменистых почвах вдоль берегов ее тянулись нескончаемые леса: сосновые, дубовые рощи чередовались со смоковницами, платанами, каштанами, кленами, орешниками, березами, ясенями, белые и серебристые тополя сменялись осинами, ольхой, белыми ивами, пурпурными ивами, плакучими ивами. Жизнь кипела ключом и в воде, и на дне реки. Там, в подвесных известковых убежищах, копошились целые армии моллюсков; важно ползали по дну, переставляя одетые в панцирь суставы, бесчисленные раки; проносились стаи быстрых, как птицы, рыбок, неторопливо плыли среди тины большие рыбины и скользили среди водорослей гады. Река эта впадала в море.

"Увидим ли мы еще семьи, услышим ли плеск морских волн, смогу ли обнять брата и Росу?" – думал Мелик, глядя на воду.