Тайны мадам Дюбуа

– Вальц просил принести бокалы, из которых Жанна могла пить тем вечером – передадим нашему аптекарю для нового исследования.

Стараясь вести себя естественно, я поискала на дне ридикюля, сжала ключ в ладони и, будто невзначай, оставила его на подлокотнике шезлонга. Отошла на два шага, дабы позволить мужу встать на мое место и забрать ключ.

Кашлянула и спросила, не оборачиваясь:

– Могу я пойти с тобой?

Услышала за спиной тяжкий вздох. Обреченный вздох давно смирившегося человека.

– Выжди хотя бы минуту, – ответил Жан тем не менее. – И можешь спуститься следом. Дверь я оставлю открытой.

Воодушевленная, я сунула ридикюль под мышку и тотчас подошла к Бланш – задержала и Ханни, именно теперь собравшуюся увести детей своих господ.

– Ханни, милая, вы с детьми ведь не ужинали еще?

– Нет, фрау, но прошу не беспокоиться…

– Отлично, буду очень рада, если вы присоединитесь к Бланш в ресторане: счет будет открыть на имя месье Дюбуа. Заодно и познакомитесь получше!

– Мадам Дюбуа! – едва ли ни с мольбой удержала меня за руку Бланш, разумеется, на родном языке, – я почти не говорю по-немецки, а эта… мадемуазель ни слова не может произнести по-французски. Не сумеем мы с нею познакомиться!

– Не лукавьте, Бланш, вы столько лет прожили в Берлине и говорите по-немецки более чем сносно, – наклонилась ближе к ее уху и взмолилась тоже: – задержите девушку покамест, не позвольте войти в коридор первого класса.

Бланш ответила мне пылким взглядом, но, поджав губы, молвила:

– Хорошо…

А я, стараясь не вызвать подозрений, прогулочным шагом направилась к каютам.

* * *

8 июня, 21 час 25 минут

Балтика, открытое море близь берегов Шведского королевства

Внутри каюты Жанны Гроссо отчего-то казалось чуть прохладней, чем снаружи, хотя лето 1891 года выдалось достаточно холодным, и за это Жанна наверняка была бы ему благодарна.

А еще здесь пахло розами – тяжелый, терпкий запах, к которому, совершенно не примешивалось ничего лишнего. Темно-красные чуть повядшие розы в тяжелых медных вазах действительно стояли здесь всюду, делая каюту похожей на гримерку любимой всеми актрисы…

– Вальц распорядился, – коротко пояснил муж, отметив мое внимание к букетам.

Он собирал со столиков бокалы и осторожно ставил их на поднос, дабы потом отнести аптекарю. В покоях Жанны запрещено было делать уборку – и это тоже распоряжением обер-лейтенанта.

– У господина Вальца много власти на пароходе, – скептически заметила я, осматриваясь. – Я командира «Ундины» видела от силы пару раз и, признаться, не помню, как его зовут. Зато имя обер-лейтенанта на слуху у каждого.

– Командира зовут Эрвин Гербер. И он ходит на «Ундине» уже более десяти лет – именно этим маршрутом Росток-Кронштадт. А что касается Вальца, – муж недобро хмыкнул, – это его второй рейс на «Ундине», всего-то. По виду Вальц бывалый моряк – или пытается таковым казаться – однако, я очень удивлюсь, ежели пассажирские перевозки – дело всей его жизни.

В каюте, кроме нас двоих, не было ни одной живой души, оттого подобные разговоры можно было вести без опаски.

– Чем же, ты полагаешь, он занимается на самом деле? – спросила я, понизив голос.

– Военно-морской флот. А быть может, и разведка.

Я поежилась.

– Я не шутил, говоря, что Вальца следует опасаться, – предупредил Жан. – О бомбе на борту стало известно за несколько часов до отправки парохода, но, вероятно, немецкое командование догадывалось о неблагонадежности рейса заранее.

– И все равно они пустили пароход в плавание…

– Чтобы не спугнуть Химика!

– Я понимаю, но это… слишком.

– Не спорю. Не хочешь помочь, милая? Вдвоем управимся быстрей.

Он говорил о бокалах.

Мне помогать не хотелось – даже более: я тронула мужа за руку, отвлекая от дела, и заставила посмотреть мне в глаза.

– Что с нами будет, Женя? Когда доберемся до Гельсингфорса. Ты думал об этом?

Он мой взгляд выдержал. Совершенно точно знал, какой ответ я хочу услышать и, должно быть, имел большое искушение солгать.

– Если все пройдет гладко – а я все сделаю, чтобы так и было – то мы дождемся парохода в другой конец и вернемся в Берлин. Иных распоряжений не было.

Коснулся моего подбородка, когда я попыталась отвести разочарованный взгляд:

– Ты хочешь остаться?

И снова он знал ответ. Жан спрашивал у меня это уже не впервые и, словно бы, каждый раз надеялся, что я скажу правду.

– Я хочу быть с тобой, – я взяла его за руку и сжала в своих ладонях. – Все равно где.

После, уже не разговаривая, мы снова занялись бокалами. Их оказалось немало, около дюжины, и почти в каждом на дне остатки засохшего вина. Аптекарю Коху будет, с чем работать – хоть я и не верила, что он найдет в них яд. Убийца не мог подсыпать цианид в каждый из бокалов! Возможно, он предвидел, что Жанна выпьет этим вечером не мало, но угадать точно, какой именно она возьмет бокал – просто невозможно!