Тайны моей сестры

– Не переживай, я не собираюсь выпить всю за раз, – говорю я, ставя на стол бутылку белого вина. – Просто дешевле купить целую бутылку, чем заказывать бокал за бокалом.

Я протягиваю ему пинту пива.

– Все хорошо, Кейт, – заверяет меня он, глядя, как я наливаю вино. – Тебе не нужно оправдываться. Просто кто-то умеет пить, а кто-то, не будем уточнять кто, – нет. За наше здоровье.

– За наше здоровье.

Отхлебнув немного пива, Пол ставит стакан на стол.

– Класс, – говорит он и, закатав рукава, подается вперед.

– Ага, – отвечаю я, делая глоток вина. Ноги покалывает. Наверное, это все морской воздух.

Когда Пол снова поднимает стакан, на его руку падает свет. Кожу покрывают ярко-красные неровные рубцы, словно кто-то полоснул его ножом. Заметив, куда я смотрю, он резко опускает рукава. Я решаю не спрашивать.

– Так странно снова здесь очутиться, – говорю я, окидывая взглядом бар у него за спиной. – Ничего не изменилось.

Из-за низкого потолка и тусклого света мне кажется, словно я оказалась в жилище отшельника где-то глубоко под землей. Корабль – самое старое здание в Херн Бэй, построенное еще в период Наполеоновских войн, тогда оно служило убежищем для моряков, скрывающихся от французов. Я представляю, как они прятались в темных расщелинах, пытаясь хоть на время убежать из этого жестокого мира. Мой отец любил здесь выпивать. Я представляю, как он каждое воскресенье сидел в этом баре, сжимая мускулистой рукой, привычной к разделке туш, кружку пива, пока в нескольких минутах ходьбы его жена и дочери играли на пляже в старую игру. Это было папино укрытие, думаю я про себя, глядя, как официантка за барной стойкой зажигает толстую восковую свечу и ставит на окно. Его мавзолей.

И затем я вижу Рэя. Сидит спиной к стене на месте отца, в самом конце бара. Он кивает мне и поднимает кружку пива. Улыбнувшись, я машу ему.

Пол смотрит на меня.

– Кто это?

– Да так, просто старый друг моего отца.

Пол прищуривается:

– Никогда его раньше не видел. Он из местных?

– Да, рыбак, – отвечаю я. – Он уже много лет здесь постоянный посетитель.

Повернувшись к нам спиной, Рэй болтает с молодым барменом; глядя на него, я чувствую, как меня пронзает резкая боль. Почему папа меня не любил, думаю я, за что он меня так ненавидел?

– Хочешь об этом поговорить? – прерывает мои мысли Пол. – О встрече с Салли? Когда я вернулся, она была вся на взводе.

– Тут не о чем говорить, – отвечаю я, радуясь возможности отвлечься. – Я попыталась обсудить с ней ее пьянство, но она и слушать не желает. Только злится и ругается. Боюсь, у меня не получится до нее достучаться.

Он вздыхает, и я чувствую, что он разочарован. Я ему искренне сочувствую. Он явно был не готов связать свою жизнь с такой семейкой: со всеми нашими зависимостями, горем и тайнами.

– Знаешь, какой невероятной она была, когда мы только познакомились, – повернувшись ко мне, улыбается он. – Веселой и жизнерадостной. Мне нравилось, как легко она шла на контакт. Потому что сам я всегда был тихоней. Она помогла мне преодолеть мою застенчивость.

– Да, она была настоящая оторва, – отвечаю я, вспоминая, как звонкий голос Салли разносился по дому, когда она шумно возвращалась из школы. – Она никогда не унывала и всегда видела в людях только хорошее, даже в нашем отце. Точнее, в первую очередь в нем.

Пол кивает.

– При этом она никогда о нем не говорит, – замечает Пол. – Ни разу. Стоит мне поднять эту тему, она сразу замолкает.

– Они были очень близки, – говорю я. – Когда он умер, она очень убивалась. Тогда-то ее и понесло. Спустя всего пару месяцев после его смерти она забеременела.

– Нелегко ей пришлось, – тяжело вздохнув, говорит он. – Трудно заботиться о ребенке, когда ты сама еще ребенок. Она пытается спрятаться за маской холодности, но я вижу ее насквозь. Я знаю ее, как никто другой, и вижу, что она сломлена. Моя старая матушка говорила мне, что в детстве я всегда пытался все починить, всем помочь, и то же самое с женщинами. Меня всегда привлекали женщины, которых нужно спасать.

Вдруг кто-то роняет стакан, и от грохота мы оба вздрагиваем. Тяжело дыша, Пол прижимает руки к груди. В кои-то веки я не чувствую себя слабачкой.

– Все хорошо, – говорю я, касаясь его предплечья. – Всего лишь стекло.

– Знаю. – Он выдергивает руку и потирает ее. – Я сейчас весь на нервах. Извини.

– Тебе не за что извиняться, – говорю я, делая глоток вина. – Я понимаю, насколько тебе сейчас тяжело.

– Спасибо, Кейт, – отвечает он. – Спасибо, что вернулась. Кроме тебя у нее никого больше не осталось.

– У нее все еще есть Ханна, – замечаю я, поставив бокал на стол. – Что бы там ни случилось, она не должна сдаваться. Для этого ей и нужно поправиться, не для тебя или меня, а чтобы помириться с дочерью.

Его лицо бледнеет.

– Прости, Пол. Я знаю, как тяжело тебе об этом думать. Ведь у вас с Ханной тоже были хорошие отношения.

– Ха. Настолько хорошие, насколько это вообще возможно с неугомонным подростком, – отрешенно смеется он. – Ей было тринадцать, когда мы с Салли начали встречаться. Помнишь, они тогда жили с вашей мамой?