Тайны моей сестры

Я захожу в туалет и начинаю читать статью. Мой взгляд цепляет фраза Гарри, в которой говорится, что я лучший зарубежный корреспондент моего поколения, и даже Грэм чертов Тернер засветился, сказав, что я «гениальная и смелая. Журналистка, которая никогда не падала духом».

– Вот урод, – бормочу я себе под нос, бросая газету в мусорку и направляясь к выходу. Вон как запел, хотя пару недель назад пришел жаловаться к Гарри и назвал меня обузой. Из-за его показаний меня могли посадить в тюрьму, и я никогда ему этого не прощу.

Выйдя на улицу, я останавливаюсь на минуту, чтобы решить, что делать. Дальше этого момента – приезда в Херн Бэй – я пока не планировала. Будь у меня ключи от маминого дома, можно было бы затаиться там и понаблюдать за происходящим, но я вернула их Полу, когда уезжала. Какая-то часть меня хочет пойти прямиком к дому номер сорок четыре и поговорить в открытую с Фидой и ее мужем, но будет ли от этого прок? Нет, лучше найти Пола. Нужно убедиться, что он не выдаст меня полиции, пока мы не сделаем то, что должны. В это время он должен быть на работе, хоть это и не близко.

Я непроизвольно шарю по карманам в поисках телефона, заранее зная, что его там нет. Телефон бы сейчас очень пригодился, но мне пришлось от него избавиться. Хотя он пережил взрыв – он лежал в набитой поясной сумке вместе с банковскими карточками и паспортом, я знала: чтобы успешно осуществить мой план, следовало сделать так, чтобы мои передвижения нельзя было отследить, поэтому оставила телефон в Алеппо, раздавив сим-карту подошвой ботинка.

Паспортный контроль на паромном терминале в Кале я прошла быстро, и слава богу, никто не стал всматриваться в мое имя. Заголовки описывали меня как «Кейт», а в паспорте у меня значится «Кэтрин». К тому же главная задача таможенников – поиск потенциальных террористов, и им нет дела до журналистов, инсценировавших собственную смерть. Я купила в гипермаркете новую одежду и спрятала волосы под плотной шерстяной шапкой, хотя и без того было крайне маловероятно, что меня кто-то узнает. В отличие от Рэйчел Хэдли я никогда не выставляла свое лицо напоказ в репортажах, чему сейчас была рада.

Остался лишь один выход – придется идти к ним домой. Пожалуйста, пусть Пол будет дома, думаю я, с опущенной вниз головой выходя с парковки. Последнее, что мне сейчас нужно – объяснять всю эту ситуацию пьяной Салли. Чем меньше она знает, тем лучше.

Подойдя к дому, я вижу, что машины Пола нет, и сердце у меня обрывается. Я подхожу к двери и звоню в звонок, надеясь, что Салли трезвая. Нужно убедить ее разрешить мне воспользоваться ее телефоном, чтобы позвонить Полу. Никто не отвечает. Позвонив еще раз, я бросаю эту затею и обхожу дом сбоку.

Я заглядываю через окна веранды, но Салли нигде нет. Внутри чище, чем во время моего последнего визита, и не видно даже бутылок вина, которые бы выдали ее присутствие. Возможно, они куда-то ушли, думаю я, и на меня вдруг обрушивается паника. Они точно видели новости. Они думают, что я мертва. Что, если это подкосило Салли и она совершила какую-нибудь глупость? С бешено колотящимся сердцем я дергаю за дверную ручку. Дверь открыта.

– Салли, – зову я, заходя в дом. – Салли, ты дома?

Но в доме тишина. Я иду по коридору. Заглядываю на кухню. На столе стоят две кружки.

– Салли, – снова зову я, поднимаясь на второй этаж. – Ты наверху?

Поднявшись по лестнице, я чувствую, что внутри все сжимается и во рту пересохло.

Что-то не так.

Я поднимаюсь к ее спальне. Дверь открыта, и я захожу внутрь. Шторы задернуты, и в комнате пахнет потом и алкоголем. Значит, она все же до сих пор пьет. Но тогда где она?

Я подхожу к окну и раздвигаю занавески, поднимая в зловонный воздух облако пыли. Я осматриваю комнату, и меня пробирает дрожь. Спальня в ужасном состоянии: на полу разбросана одежда, а на комоде стоит тарелка с зачерствевшим тостом. Одеяло смято и выглядит так, словно его давным-давно не стирали.

Я возвращаюсь на кухню, чтобы позвонить Полу. Однако, подняв трубку, я понимаю, что не помню его номера. Черт. Возможно, он где-нибудь записан. Я иду к кухонному шкафу, где Салли обычно хранила подобные вещи.

И вдруг я кое-что замечаю сбоку. Какой-то черный предмет.

Диктофон. Покореженный и сломанный. Этого не может быть… Трясущейся рукой я его поднимаю.

Рядом лежит записка. Она от Гарри. Это мамин диктофон. Я его искала после взрыва, но так и не нашла. Решила, что его разнесло вдребезги.

Я смотрю на диктофон и на чашки на столе. Салли явно все слышала. Пол тоже. И он, как никто другой, понял, что это может значить. Теперь все ясно – тишина, пустой дом. Я знаю, где их искать.

43

Когда я подхожу к сорок четвертому дому, свет в окнах не горит; машины Пола и Салли тоже не видно.

Возможно, они пришли сюда пешком, думаю я, накидывая на голову капюшон и направляясь к главному входу. Дверь открыта, и, заглянув внутрь, я чувствую, как внутри у меня все сжимается от ужаса.

– Фида, – говорю я.

Ее не узнать. Распухшее лицо все в крови. Она избита до полусмерти.