Тайны «Монастырского приюта»

– Гениально! – вновь произнес Прозоров и первым захлопал в ладоши. Его поддержали сначала неуверенно, а затем все громче и громче. Вскоре аплодисменты перешли в бурные овации.

– Клинический идиот! – шепнул Багрянородский на ухо Александру Юрьевичу. – Лучше бы он биологией в школе занимался.

Сивере лишь молча закатил глаза.

2

Постояльцы разошлись, в библиотеке задержался лишь Сивере, чтобы еще раз бегло просмотреть книжку Семена Горельского. А когда он кончил читать и пошел к выходу, кто-то за дверью ухватил его за рукав и потянув в боковую галерею. Конечно же, это был Гела, прикладывающий палец к губам и старательно мычавший.

«А может быть, у него не болезнь Литли, а просто вырван язык? В наказание?» – подумал вдруг Александр Юрьевич, послушно идя следом. Он уже начинал привыкать к сюрпризам от Гелы и ничего худого от него не ждал. Очевидно, дурачок действительно привязался к нему, выделив Сиверса из числа других обитателей «Монастырского приюта». Возможно, дело было в Терезе, поскольку племянник сердцем чувствовал ее особое отношение к историку.

Так или иначе, но Сивере шел за Гелой по каким-то полутемным переходам, пока они не выбрались в левый придел, где находились жилые кельи. Александр Юрьевич уже хорошо изучил, кто занимал эти номера. Дембовичи (теперь одна Оленька), Багрянородский, Прозоров, князь Романов и последним был Абарбанель.

– Зачем ты меня сюда привел? – спросил Сивере. – Хочешь, чтобы я кого-то вызвал?

Но племянник остановился перед самой первой дверью, той, которая была всего вполовину человеческого роста и не имела ни замочной скважины, ни ручки. Еще в первый день Сивере обратил внимание на эту загадочную дверь, над которой был выгравирован родовой герб Прошянов: мифическое лицо (если не сказать – морда), держащая в зубах кольцо с прикованными львами и терзаемой в когтях орла овечкой.

Весьма символичный герб, где расшифровывались человеческие качества – властолюбие, основанное на страхе, мужество львов и их же унижение, кротость и боль, воспарение и одиночество. Впрочем, трактовать герб можно было по-всякому. Но Сивере предпочитал первые ощущения, складывающиеся при взгляде на эту сложную геральдическую конструкцию. Но оказалось, что она имела и еще одно значение!

Гела протянул к гербу руку, схватился за литое кольцо и повернул против часовой стрелки. Оно двигалось… Но вместе с ним двинулась и тяжелая дверь, образовав проход под острым углом, в который можно было протиснуться. Первым туда вошел племянник, поманив за собой Александра Юрьевича. Историк не заставил себя упрашивать, уже сгорая от любопытства. С внутренней стороны стены находился точно такой же герб. Гела вновь взялся за кольцо, и дверь вернулась в свое исходное положение. Так они оказались в полной темноте.

Но длилось это неприятное ощущение не долго. 1ела чиркнул спичкой, зажег приготовленную свечку. Огонек осветил массивные своды, длинный коридор, уходящий под наклоном вниз. Вновь племянник пошел вперед, Сивере следом за ним. От коридора отделялись другие переходы, ниши, очевидно, целая сеть еще одних подземных коммуникацией. Александр Юрьевич приготовился к длительному путешествию, но на сей раз оно оказалось гораздо короче, чем в прошлый раз, когда он поневоле пустился в путь самостоятельно.

1ела свернул в одно из помещений и остановился, прижимая огонек ладонью.

– У-уу-у… – промычал он, указывая пальцем в угол комнаты.

Забрав у него свечку, Сивере нагнулся, чтобы разглядеть получше груду, как ему показалось, старого барахла. Но это был далеко не хлам, а вещи, укрытые рогожкой, и представляющие несомненную ценность, особенно учитывая последние заявления комиссара. Сердце учащенно забилось. Перед Александром Юрьевичем лежали: два новехоньких современных арбалета с оптическими прицелами и комплектом стрел; помповое ружье; карнавальная маска пингвина; гравюры. А также пачка изодранных почти в клочья тетрадей. Это были те самые рукописи и гравюры, похищенные у вдовы Комамберова, Марии Леонидовны, но находились они в ужасном состоянии. Очевидно, тетради бегло проглядели, порвали и снесли сюда, чтобы не оставлять улик. Но почему не сожгли?

– Вот так-так!.. – пробормотал Сивере, поворачиваясь к Геле.

Лицо племянника выражало самую неподдельную радость.

– Ты больше никому об этом не рассказывал?

Гела отрицательно закачал головой и замычал.

– Тр-тр-тр… – пытался выговорить он.

– Терезе? Ясно. И она велела привести меня сюда?

Вновь мычание, кивки.

– Хорошо. Теперь вот что, дружок. Если еще хоть кто-то узнает об этом – тебя убьют. Молчи и помни.

В данном случае говорить немому человеку «молчи» было довольно глупо, но Сивере как-то не подумал об этом.

– Пусть пока все остается тут. Я возьму с собой только несколько тетрадей, чтобы проглядеть на досуге.

Сунув под свитер более-менее уцелевшие рукописи и пару гравюр, Александр Юрьевич выпрямился.

– А теперь возвращаемся обратно. И дай-то бог, чтобы нас никто не заметил!

3