Тайны ночных улиц

Сунув ключ в замочную скважину, Мария с силой толкнула входную дверь:

– А мы и встретились! – часы в комнате как раз отстукивали пять раз. Мария подняла вверх указательный палец. – Слышала? Всё по часам, всё как ты любишь!

И ворвалась внутрь квартиры, в тихий полумрак, пахнущий корицей и апельсинами, на ходу сбрасывая мягкие угги, дублёнку, шапку с шарфом и, бросая всё на пуфик у входа, потопала в кухню, по дороге нырнула в растоптанные тапочки.

В кухне она с надеждой взглянула на круглый абажур люстры, щёлкнула выключателем – лампочка не загорелась.

– Есть будешь? – крикнула она подруге.

Из коридора послышалось одобрительное бульканье. Машка выглянула: ну, естественно, мисс «красота и порядок» уже аккуратно пристроила на вешалке свою куртку и теперь разбирает брошенные Машей на пуфик вещи.

– Даш, оставь ты их в покое, – она подошла, забрала из рук подруги свою дублёнку и демонстративно бросила назад, на пуфик.

И вернулась в кухню. Даша, всё с такой же кислой миной, поплелась следом. Она плюхнулась на табурет, отрешённо наблюдая за хозяйкой: та достала из нижнего шкафчика, из самых недр его, старенький эмалированный чайник с почерневшим дном, налила в него воды и поставила на печку. Чиркнув спичками, зажгла огонь на конфорке и вытащила из холодильника большое блюдо, прикрытое полотенцем, поставила на середину обеденного стола, рядом с белой непрозрачной вазой, доверху наполненной мелкими апельсинами.

Дарья с любопытством повела носом и заглянула под накрахмаленный хлопок: пирожки.

– Маш, а ты куда бегала-то? – полюбопытствовала она, наконец. Маша как раз в этот момент вцепилась в пирожок.

– Жа-шпишками.

– Чего?

– За спичками! – пришлось повторить Марии, дожевав пирожок. – Днём со школы прихожу, а света нет. И спички заканчиваются. Вот и побежала, а то ж ни чай попить, ни свечи зажечь… Гадать-то будем?

Дашка кивнула.

– А-а, а то я думаю, чего это мы в потёмках сидим, и ты чайник доисторический достала…

– Во-во. Ирма, кстати, придёт? – это их третья подружка. Вместе с Дашкой в музыкальную школу ходит. Только Синицына – на фоно, а Ирма – на скрипке играет.

– Не, не придёт. Сказала, к концерту готовиться будет, – вздохнула подруга и тоже взяла пирожок.

Афанасьева пристально посмотрела на подругу. Та посмотрела на пирожок слева-справа, словно выбирая место, достойное её внимания, и смачно вцепилась. Ни следа волнения, переживания и прочих душевных мук. Машка почувствовала, что звереет от любопытства.

– Чего к тебе Истомин сегодня подходил? – не выдержала она.

Дарья от смущения перестала жевать. Нахмурилась и покраснела.

– Паша? В кино звал.

– Ого! – Машка округлила глаза в ожидании продолжения. Но подруга молчала, как рыба, собираясь вцепиться в пирожок с другой стороны, ближе к варенью. – А ты чего?

Та смутилась ещё больше, щёки заалели, на шее появились красно-бурые пятна.

На плите шумно засопел чайник. Дашка бросила на потрёпанную клеёнку откусанный пирожок, соскочила с табурета, заставив его жалобно скрипнуть, и, схватив с полки две кружки, сунула в них треугольные пакетики с заваркой. Залила кипятком.

– Накрыть у тебя есть чем? – повернулась она к Маше.

Та как заворожённая следила за действиями подруги, вздрагивая от грохота, их сопровождавшего.

– Чего? – переспросила она.

– Накрыть кружки есть чем? – Дашка кивнула на две цветастые ёмкости, над которыми ароматными струйками поднимался пар. – Плохо заварится…

Мария выдохнула:

– Синицына, ты заколебала уже! Нормально всё заварится! Чего ты Пашке сказала-то?!

Подруга выразительно замерла, неуклюже вытянув шею, из-за чего стала походить на гусыню:

– Сказала, что занята: уроки у меня.

Она исподлобья посмотрела на одноклассницу: округлившиеся глаза, открытый рот, из которого торчит кусок недоеденного пирожка, на носу назревший до красноты прыщик, остановившийся взгляд. Ещё понятно, что остановился он на ней, Дашке. При чём, с выражением полного и бесповоротного сочувствия.

– То есть к тебе подошёл парень, по которому ты сохнешь с шестого класса, позвал тебя в кино, а ты сказала, что у тебя, блин, «уроки», и отказалась? Так? – Дашка виновато кивнула. Афанасьева с шумом проглотила пирожок. – Ты вообще нормальная?

Она села верхом на стул, упёрлась острыми локтями в светлый пластик, по-прежнему не сводя недоумевающего взгляда с подруги.

– Маш, мы все-таки с тобой по-разному смотрим на эти вещи, – начала было Дарья давно заготовленную фразу. Но Маша икнула и развела руки:

– Да по-идиотски ты на них смотришь, понимаешь? Чего тут «такого»? – Дашка молчала. – Ты же не во времена своих менуэтов и сонатин живёшь! А во времена рейва и инди… Чуешь разницу? Там, – она показала куда-то за окно, – менуэты, а здесь, – она легонько постучала ладонями по столу, – современная жизнь, понимаешь? Ж-И-З-Н-Ь!!! И в ней есть кино, концерты, мобилки, парни. С ними можно разговаривать, гулять без опасения быть сожжённой на костре.

Дарья села напротив, тяжело вздохнула.

– Конечно, ты права, – она посмотрела в окно, – а я – старомодная дура…