Хозяйка
Время застыло. Мгновение растянулось в бесконечные часы. Казалось, мир теперь состоит лишь из нестерпимого жара и неестественной боли.
В самом начале, когда похищение виделось нелепой шуткой, а сырая средневековая камера – местом розыгрыша, она лишь стояла и напряжённо следила взглядом за холодным лезвием скальпеля. Не пыталась вырваться или кричать, просто смотрела и не верила, что он погрузится в её плоть и заставит выть от боли.
Сейчас девушка уже ничего не видела из-за опухших раздражённых полумраком и слезами глаз – да и не хотела видеть; стискивала зубы так, что крошились передние резцы, впивалась пальцами в камень и выгибалась, изо всех сил пытаясь натянуть цепь и вырваться. Правая нога от бедра до стопы горела, словно её одновременно рвали на части зубами, насквозь протыкали острыми иглами и поливали кислотой.
Лучше бы она попала в лапы самому ужасному монстру из кошмаров, чем этому… человеку.
– Вот и всё, моя хорошая, ещё чуть-чуть – и всё, – тихо сказал мужчина, склоняясь над изуродованной освежёванной ногой. – Добровольная жертва – это почётно…
– Ааа! Ненавижу! – во рту ощущалась солоноватая кровь; она и не заметила, как прокусила губы.
– Не сомневаюсь, – белой рукой в перчатке он снова взял пинцет, подцепил край кожи и резко дёрнул вверх, – её крики метались от одной стены до другой, она билась затылком о камни до тех пор, пока свет не померк.
Когда она снова пришла в сознание, мужчина возился рядом со столиком, укутывая что-то в марлю. Девушка старалась держать взгляд на лампе, жёлтой пыльной лампе с приставшей к цоколю паутиной, и не обращать внимания на кровоточащий кусок мяса с белеющими участками чуть ниже пояса. Когда она не сдержалась в прошлый раз, её моментально вырвало. Освобождённая от кожи и мышц стопа начала мёрзнуть, и меньше всего хотелось думать о том, что начался некроз.
– Я бы дал тебе обезболивающее, но мне запретили, – мнимое сочувствие в его голосе перекрывалось затаённой гордостью. Натуральный психопат. В этом есть что-то обречённое, когда понимаешь, что можно просить, умолять, кричать, угрожать – что угодно; это не поможет. – Вот-вот всё закончится.
Он загородил лампу, нависая сверху, его душная тень прижала к стене. Где-то сквозь затуманенное сознание мелькнула мысль о смерти, и на секунду девушка испытала облегчение от того, что это конец. Однако холод скальпеля не коснулся шеи, мужчина всего лишь как-то бережно и почти нежно приподнял её руки. Послышался скрежет ключа в скважине наручников, грохот цепей – и всё замерло. Она хотела что-то сказать, и из горла вырвался хриплый стон. Холод от стопы поднимался выше и выше, пока ужом не скользнул вверх по позвоночнику и не воткнулся ледяной иглой в мозг.
Пространство в камере заволокло тьмой, едва слышно захлопали крылья, и в нос ударил сокрушительный запах можжевельника… смерти.
Прошла минута, две, три. Вспыхнула лампа. Молодая женщина медленно встала и выпрямилась, смахнула с глаз влагу, оглядела камеру и склонившегося к её ногам мужчину.
– Я – добровольная жертва, хозяйка, – он не смел поднять взгляд, поэтому она сама схватила его за волосы, оттянула голову назад и спокойно полоснула по горлу предложенным скальпелем.
– Пусть так.
На пол хлынула горячая кровь. Она прошла по ней к двери, прихрамывая на правую ногу. Каждый шаг четко выделялся в тишине глухим ударом пяточной кости о пол.
Снаружи камеры на бархатном толстом пуфе аккуратной стопкой лежали полотенце, чёрное хлопковое платье и серебряный пояс. На столике стоял таз с водой, от которой поднимался пар. Молоденькая служанка подала зажжённую сигарету, скользнула за спину, собирая длинные чёрные волосы в хвост. Со всех сторон – от стен и потолка, от каждого живого и неживого существа в доме – прошелестело:
– С возвращением в мир живых, хозяйка Яга.
***
Сияющий зал тонул в роскоши. Если на нижних ярусах царило безусловное средневековье с камерами и пыточными, с грубыми ритуальными залами и каменными идолами, то наверху – современное великолепие XXI века, когда белокаменные колонны и пушистые ковры соседствовали с цифровой техникой и круглосуточной охраной.
Яга потёрла точку между бровей, выдохнула дым и с тщательно скрываемым удовольствием от приглушённой боли в ноге прошествовала босиком по толстым коврам. Каждое перерождение – это пытка, наказание Чернобога за то, что когда-то они, «нечисть», посмели поймать его в ловушку обетов.
С тех пор он и Мара обязаны на каждые полгода принимать во владения мировую ось и защищать в студёную жестокую ледяную пору людей от нападок злых духов и прочих сущностей.