Тайны Парижа

– Ну, мой милый, – сказал он, – вы утратили память: не вы ли мне говорили еще вчера, что никогда не испытывали ни малейшего угрызения совести и считаете себя счастливейшим из смертных?

– Это правда… – пробормотал маркиз.

– Не говорите же о воображаемом раскаянии…

– Но подумали ли вы, – вскричал маркиз, – что, губя меня, вы губите еще трех невинных существ: мою жену и моих детей.

Майор и барон сделали жест, который означал:

– Это несчастье, о котором мы сожалеем; но оно неизбежно.

Маркиз снова отдался порыву ужасного горя.

– Ну, что ж! – воскликнул он. – Покажите это письмо моей жене, откройте ей все… Что за беда! Я брошусь к ее ногам, буду молить о прощении, и так как она добра и любит меня, то простит, потому что в течение семи лет я жил как честный человек и семьянин и не имел ничего общего с этими людьми… потому что…

– Ах, Боже мой! Маркиз, – прервал его де Мор-Дье, захохотав, – прежде чем бросаться к ногам госпожи де Флар и решаться на такое крайнее средство, которое, по моему мнению, безрассудно, потому что ваши руки обагрены кровью де Верна, лучше постарайтесь узнать, в чем будет состоять ваше наказание! Быть может, судьба, на которую вас обрекли, менее ужасна, чем та, которую вы сами себе готовите.

– Может быть, говорите вы? – перебил Эммануэль. – Разве вы не знаете, какая меня ждет участь?

– Нет.

– Но этот-то человек знает?.. Эммануэль указал на майора.

– Нет, – ответил, в свою очередь, майор.

– От чьего же имени вы действуете? – спросил маркиз, вздохнув. – Если не знаете ни тот, ни другой, какое меня ждет наказание?

Майор и барон молчали; в эту минуту дверь в глубине залы отворилась. Маркиз, удивленный, испуганный, увидал женщину, одетую в черное, которая медленно направилась к нему и холодно на него посмотрела. Затем эта женщина сделала рукою знак. По этому знаку майор Арлев и де Мор-Дье поклонились и вышли. Эммануэль с немым ужасом глядел на нее. Она была молода и замечательно красива, но ее молодость преждевременно поблекла, а красота была мрачная и роковая. На её тонких, бескровных губах маркиз заметил улыбку, которая привела его в содрогание.

– А! – сказала она. – Вы спрашивали, от чьего имени действуют эти люди?

– Да, – пробормотал маркиз.

– Они действуют по моему приказанию, – холодно сказала молодая женщина.

– Кто же вы?

– Не все ли вам равно? Я имею право наказать вас…

– Вы?

– Я.

– Что же такое я вам сделал? Я вас никогда не видал, сударыня.

– И я также…

– В таком случае…

– Маркиз, – возразила женщина, одетая во все черное, – я ношу траур по человеку, которого убило общество «Друзей шпаги».

Маркиз вздрогнул и вскрикнул.

– Кто же вы? – повторил он.

– Меня зовут маркизой Гонтран де Ласи, – медленно проговорила она.

Маркиз еще раз вскрикнул от ужаса, на что Дама в черной перчатке насмешливо и громко рассмеялась.

– Ах, держу пари, г-н Шаламбель, – сказала она, – что теперь вы понимаете, по какому праву я мщу вам и осмеливаюсь покушаться на ваше полное до сих пор благополучие.

Маркиз, пораженный, упал к ногам Дамы в черной перчатке.

– Пощадите! – пробормотал он.

– Нет, – сказала она насмешливо. – Я не пощажу, я не имею права щадить «Друзей шпаги». Но я устала убивать и хочу видоизменить наказание.

И она со злой улыбкой взглянула на маркиза.

– Маркиз, – сказала она, – вы не умрете, подобно капитану Лемблену и шевалье д'Асти… нет… вам я назначу другое наказание.

И когда испуг Эммануэля достиг последних границ, мстительница прибавила:

– Вы будете жить, маркиз, но вас будут считать мертвым, и ваша жена и дети будут носить по вас траур.

Едва маркиза де Ласи договорила, как раздался стук кареты, остановившейся у решетки дома.

XXXV

Карета, остановившаяся у решетки, была та самая, которая несколько часов назад отвезла маркиза де Флар с улицы Пентьевр на улицу Принца и в которой уехала маркиза де Флар.

Русский доктор, или, вернее, граф Арлев, который разыграл роль доктора, сказал маркизе:

– Уезжайте и возвращайтесь сегодня вечером в Пасси вместе с детьми.

Эммануэль услышал эти слова и при стуке кареты вздрогнул от радости. Его жена и дети приехали навестить его. В присутствии женщины, которая явилась потребовать у него отчета за кровь своего мужа, маркиз почувствовал прилив храбрости.

– Ну, что ж! – прошептал он. – Я брошусь к ногам жены, возьму своих детей на руки и буду искать в них защиты. Эти три ангельские головки смягчат, быть может, моих ожесточенных врагов.

Маркиз еще раз не принял в расчет судьбу.

Из кареты вышло только одно лицо, и при свете фонаря маркиз увидел его проходящим по двору и подымающимся по ступеням подъезда. Но это была не маркиза, а Октав де Р., друг Эммануэля.

Маркиз почувствовал, что мужество покидает его. Дама в черной перчатке поспешно схватила его за руку, увела в дверь, в которую она только что вошла, и сказала ему повелительным голосом:

– Слушайте! Если вы хотите жить, то не произнесете ни одного слова и не будете кричать…

Маркиз слышал, как в соседней комнате отворилась дверь, затем раздался шум шагов и, наконец, голос Октава де Р. сказал: