— Жизнь обидела и меня, — горячо подхватил Отавиу. — Ева, очаровательная, прекрасная женщина, которую я любил, перестала существовать. Ее никогда и не было, той Евы, которую я любил. Жизнь сыграла со мной дурную шутку, она обманула меня. Я любил свою иллюзию, а не реальную живую женщину, поэтому мне и было так трудно с ней расстаться. Но теперь это произошло, я не хочу думать о прошлом, моя жизнь начинается заново, я только отец и хочу одного — чтобы выздоровела моя любимая Сели!
Вот что вспоминала Гонсала, глядя на занятого своими мыслями Антониу, который, даже не взглянув на нее, отобедал и отправился в свой кабинет.
— Придется еще подождать, Ирасема, — сказала она служанке, которая смотрела на нее страдальческими умоляющими глазами, — сеньор Антониу сегодня очень занят, но я попробую поговорить с ним вечером.
Она и в самом деле нашла минуту и с иронической усмешкой сказала мужу:
— Ты рискуешь своей славой отца народа! Что о тебе скажут, если ты не поможешь простой бедной девушке, живущей в твоем собственном доме?
На этот раз Антониу ее услышал.
— А что там с ней? — спросил он.
И узнав, в чем дело, распорядился:
— Разумеется, помоги ей! Сделай все, что считаешь нужным.
Тьягу не спускался в столовую, не обедал и не ужинал, и Гонсала заглянула к нему в комнату. Он лежал на кровати и смотрел в пустоту.
— Видишь, предчувствие не обмануло меня, мама, — сказал он, — Сели и в самом деле очень плохо, и я молюсь нее, молюсь за нас обоих.
— У нас обоих есть дар предвидения, — задумчиво сказала Гонсала, — и что-то мне подсказывает, что Бог услышит твои молитвы, и Сели поправится. Вот увидишь, Бог тебе поможет, сынок. Одно то, что твой отец устроил ее в лучшую клинику, уже о чем-то говорит.
— Да, я очень благодарен за это папе, — горячо сказал Тьягу. — Он сделал по-настоящему доброе дело! Видишь, и он бывает добрым, чутким, внимательным.
— Конечно, сынок, — с вздохом сказала Гонсала, — и у твоего отца есть много хороших качеств. А пока Сели в тяжелом состоянии и врачи беспокоятся за нее, будем молиться, чтобы она пришла в сознание и выздоровела.
Тьягу кивнул и вновь уставился в потолок.
За Сели молился не один Тьягу, за нее молились и Бетти, и Жулия. Обе они были равнодушны к религии, но в тяжелый час испытаний обратились душой к тому, кто способен творить чудеса и один может поддержать нас.
Жулия отказалась от приглашения Шику, и он ни на чем не настаивал. Он видел, что она не обиделась на него за поцелуй, почувствовав, как он хочет утешить ее и успокоить. Ему показалось, что случившееся несчастье сблизило их, понимал, что Жулии хочется быть поближе к сестре, и оставил ее в холле клиники.
— Если что-то понадобится, звони, — сказал он. — Я буду дома и примчусь в один миг.
Жулия кивнула, прикрыв глаза — да-да, она так и поступит.
Шику вернулся домой гораздо раньше, чем всегда и чем ждал его Раул. Вытянутое лицо Раула сразу показало Шику, что вернулся он не вовремя.
— У меня ужин с Аной Паулой, — объяснил Раул. — Мне надоело гоняться за каждой юбкой, и я решил наконец-то остепениться. Как видишь, мои добрые намерения, и старания не остались втуне, Ана Паула приняла мое приглашение.
— Поздравляю, старик, — Шику похлопал приятеля по плечу, — но, клянусь, я тебе не помешаю, запрусь у себя и носа не покажу!
Раул вздохнул: конечно, было бы куда лучше встречаться с Аной Паулой без свидетеля за стеной, но…
В дверь позвонили, Раул кинулся открывать и с изумлением увидел за дверью целую компанию — первой стояла Ана Паула, а рядом с ней Лусия Элена, дона Жудити м Констансинья. Раул в изумлении отступил.
— Я, кажется, не вовремя, — язвительно сказала Ана Паула.
— Что ты! Что ты! Я так ждал тебя! — воскликнул Раул, бросаясь ей навстречу.
— А я-то считала тебя другом, — не менее язвительно произнесла Лусия Элена, — я не думала, что ты так ловко будешь покрывать походы Шику налево!
Вся компания вошла в квартиру, и Шику едва не застонал, увидев свою матушку и бывшую жену. Однако, взглянув на Констансинью, сдержал свое недовольство.
Выяснилось, что в доме Жудити морят тараканов, поэтому оставаться там невозможно, и все семейство решило переночевать у Шику.
Ана Паула мгновенно поняла, что ей лучше всего ретироваться, она не была любительницей семейных сцен, на которые были такими мастерицами дона Жудити и Лусия Элена. Раул был раздосадован донельзя и мрачно удалился в свою комнату: в кои-то веки он собрался вступить на стезю добродетели, а его заподозрили Бог знает в чем!
Шику с тоской смотрел на свое семейство, а они принялись устраиваться на ночлег.
— Я простая женщина, — говорила дона Жудити, — мелочи меня не беспокоят, и привередничать я не люблю, мне в любом уголке хорошо!
Она внимательно осмотрела комнату Шику и похвалила ее:
— Очень славная комната! Мне как раз подходит!
— В комнате Шику буду спать я, — тут же заявила Лусия Элена. — Как-никак, он — мой бывший, то есть настоящий, то есть отец моего ребенка, вот что я хотела сказать. И поэтому с Шику буду спать я, а не вы!