Рим благодаря своей апостольской любви к ближнему и своему милосердию, вселяющему в церкви отвращение к пролитию крови, не удовольствовался тем, что избил и уничтожил своих побеждённых врагов, пустив для этого в ход своё наёмное войско, он ещё потребовал у соседних стран выдачи спасшихся от его преследований.
Римский двор, посылая одну за другой свои ноты, требовал у Тосканского великого герцога выдачи спасшихся членов обществ.
Требования Рима простирались, впрочем, ещё далее. Кардинал Ламбрусхини, статс-секретарское честолюбие которого направлено было в пользу неслыханных жестокостей папского двора, настаивал, чтобы парижская Gazzetta italianа[11]
, благосклонно относящаяся к обществам и читаемая с симпатией повсеместно в Италии, была запрещена в великом герцогстве; при этой просьбе был представлен список подданных великого герцогства, замешанных в предприятиях романьольцев, и ареста которых домогались. Великий герцог благородно отклонил все эти требования и продолжал милостиво и гостеприимно принимать скрывающихся. Франция также предложила им убежище. За оказанные благодеяния изгнанники публично изъявили свою благодарность.Итак, Рим не только внутри раздираем глубокой злобой, но даже Италия ускользает из его рук и отказывается принять участие в его отвратительной политике.
Обитатели Римской области, не принимавшие участия в борьбе, симпатизируют сопротивлению своих побеждённых земляков; но они избрали для улучшения своей жизни не путь борьбы, и это несчастное население выражает все свои нужды в жалобах, носящих на себе отпечаток общего страдания.
Они послали папе следующий манифест:
Отвратительное управление ваших министров уже довольно испытывало наше общее терпение.
Если в настоящее время государство не стало театром политических волнений, то этим вы обязаны осторожности большинства, понимающего все опасности неприятельского вторжения и потому не решившегося потворствовать вспышкам экзальтированного юношества, которое оружием хотело помочь всем обременённым невзгодами; оно было бы глубоко оскорблено, если не прекратят своего существования военные комиссии, членами которых состоят люди, похожие на диких зверей, так как комиссии эти играют жизнью и свободой граждан.
Святой отец, век грубого невежества, когда государи пользовались неограниченною властью, прошёл. Теперь народ знает, чем он обязан властелину и чем тот обязан ему, и он недолго будет сносить со смирением нападки на свои священнейшие права. Не допустите, чтобы негодование перешло в отчаяние; прогоните всех, чьи честолюбие и алчность порождают самые опасные и преступные проекты; не доверяйтесь своим агентам; подумайте, что возбуждение сограждан друг против друга равняется святотатству; подумайте, что каждая пролитая капля их крови является преступлением в глазах Бога и людей.
Мы не хотим выходить из повиновения вашей власти. Воззвание к государям Европы вам указывает законы, в которых мы нуждаемся.
Мы просим, чтобы религия, разум, правосудие и человеколюбие не попирались более под ногами, мы требуем учреждений, согласных с движением нашего века вперёд.
И неужели видимый вождь Церкви, страшась любвеобильного учения, завещанного Евангелием, потребует в наказание за столь справедливые просьбы уничтожения народности, вверенной государями его светской временной власти».
Эти жалобы услышаны были Европой, крик негодования, вырвавшийся у всех наций, донёс их до слуха государей; говорили о вторичном открытии римской конференции по делам римских владений; посланник Франции решил принять в ней особенно деятельное участие.
Объявили, что европейские правительства, взволнованные всё более и более угрожающим брожением в папских владениях, поняли, что является общий интерес в убеждении Рима произвести без замедления все просимые его подданными реформы; во всей Центральной Италии умы всё более и более волнуются, и если опоздают с удовлетворением их справедливых требований, то придёт день, когда движение перейдёт за пределы той умеренности, в которых оно до сих пор держалось.
Слухи, вышедшие из самого Рима, говорили, что иностранные правительства послали от себя ноты в папскую канцелярию и что в этих нотах будто бы давались римскому двору советы оказывать более внимания справедливым желаниям обществ и вообще стараться обезоружить дух неудовольствия посредством примирительной политики. Эти советы будто бы обусловливались тем мнением, что продолжительное волнение могло подать повод к иностранному вмешательству и поставило бы в опасность общеевропейский мир.
Как говорят, римское правительство отвечало, что эти уверения неверны, что в стране, правда, замечались волнение и выражение неудовольствия против правительства, но что происшедшие беспорядки явились только вследствие возбуждений соседних государств; в особенности в этом деле участвовали Франция и английские владения.