Тайны Римского двора

Ныне под гнетом обстоятельств они, может быть, думают вместе с Пием VII, что религия ничего не может ни выиграть, ни проиграть во Франции; но их убеждения эластичны. Но епископство не разорвало уз, которые связывают его с ними: французские прелаты ездят в Рим, чтоб преклоняться перед генералом иезуитов.

Говорили о прибытии Ронжа во Францию; мы советуем ему, прежде чем предпринять это путешествие, припомнить аббата Шателя и его церковь.

Новая церковь, кажется, старается не только восстановить себя на развалинах римской Церкви, но хочет также отделиться и от протестантства.

Она говорит, что разрывает свою связь с Римом, так как там совесть и ум постоянно связаны, свободная мысль изгнана, наука умерщвлена или порабощена, законы человеческие царствуют там на месте законов свободы и божественной любви.

В протестантской Церкви две различные партии стоят друг против друга.

С одной стороны, небольшое число закоренелых склоняется на сторону Рима с его порабощением мысли, мёртвыми буквами и деспотической властью священников.

Они сильны только историческим основанием и покровительством, оказываемым им в некоторых политических кружках.

С другой стороны стоит огромное большинство пасторов и просвещённых мирян, стремящихся к свободе в протестантстве или в Евангелии властью Духа Святого.

За ними можно встретить бесчисленную массу равнодушных к христианству, которые сделались таковыми только потому, что догматы Церкви уже не согласуются более с успехами науки и времени.

Поймёт ли наконец Рим эти слова, слова фактов, очищенных от лжи и страстей.

Что же остаётся сделать Церкви, которая, взяв любовь своим краеугольным камнем, стремится стать действительно католической, то есть вселенской? Сначала нужно было бы заложить первый камень для престола мира, этого места сборища всех сект, разделённых с незапамятных времён, этого прибежища всех свобод, в котором должны осуществиться слова Писания: «И будет едино стадо и един пастырь».

Погружаясь в источник христианства, новая церковь старается согласовать между собой веру и науку.

Спаситель требовал от своих учеников только веру в Себя и в Бога.

Но ни Христос, ни апостолы ничем не формулировали символа веры; только с тех пор как изобрели формулу для учения Христа, — и началась война.

Принуждённая государством составить символ веры, вселенская Церковь выставила только небольшую часть его, которую каждый христианин может исповедовать. После Бреславской Коммуны Лейпцигский собор обнародовал этот символ, вся сила которого заключается в ясности, простоте и правде.

Немудрено, что все римские обскуранты начали нападать на него или отрицать как во Франции, так и в Германии.

Вы, все христиане, берегитесь отказываться от него.

Наша Церковь уничтожена — лишь только из нашего исповедования сделают новые колодки для человечества!

Но не думайте поэтому, что это исповедание веры вселенской Церкви. Нашей основой было и остаётся Евангелие.

Христос — краеугольный камень нашего здания; Он для нас образец добродетели, любви и свободы; но мы никогда не дозволим набрасывать тень на христианский тип тёмным сплетением схоластических тонкостей и увёрток.

Взгляните на голубое небо, усеянное звёздами, этот обширный храм, купол которого покрывает всех людей. Что из того, что необразованный человек видит в нём кристальный свод, учёный — целый океан газа или пустое пространство?.. Оно не менее прекрасно для всех! Все им любуются. Под ним люди воздвигают дворцы и хижины, города и сёла, смотря по нуждам места и времени.

Так смотрите и на наше простое исповедание, как на свод, простирающийся над всем христианством; всякое общество строит под ним своё здание веры по своим убеждениям и нуждам; но никто не должен присваивать себе права включать всё христианство в пространство, зачастую узкое, своей индивидуальной веры.

Этот документ составлен в Дрездене и Лейпциге.

Рим, никогда не видящий опасности, может относиться с презрением к таким демонстрациям, размер которых, однако, по своей ловкой политике, он не может не усмотреть. Протестанты, лучше поставленные для взгляда на вещи, — возмутились этим.

Протестантские священники, на которых возложены были евангельские дела, напечатали в «Cazette de Leipzig» настоятельное увещание последователям аугсбургского исповедания отвратить опасность.

Новая система растёт, увеличивается и занимает слишком много места в истории того времени, чтобы действительно заслужить набрасываемое на неё презрение.

Мы привели все эти документы во всей их простоте и без изменения выражений; нам кажется, что в откровенности и неправильности их языка можно найти следы живой и разнообразной энергии языка Лютера.

Это объявление названо «новым манифестом германской католической Церкви»; ему предпослано предварительное рассуждение, которое мы от него отделили, для того чтобы поставить его на то место, которое ему приличествует, так как оно составляет скорее заключение, чем предисловие: