Тайны Римского двора

Правительство вступило во владение, но, заметив, что выгода не на его стороне, откладывало со дня на день исполнение условий.

Со вступлением Григория XVI кредитор, ничего не добившийся при Льве XII и Пии VIII, снова стал хлопотать; его держали на обещаниях. Наконец, добрая слава о новом казначее, ходившая в административных кружках, ободрила его, и он обратился снова к святому отцу. Имея на руках громадное семейство, он был почти повержен в нищету.

Папа, поражённый очевидностью его дела, приказал казначею удовлетворить его. Каждое утро граф являлся к кардиналу, прося аудиенции, но всё напрасно.

Наконец он подкараулил его у подъезда его дворца, когда тот выезжал на какую-то церемонию. Министр, окружённый целой свитой, может быть, и не узнал графа, который, бедно одетый, приближался с умоляющим видом.

«Подать этому человеку секин», — сказал казначей, обращаясь к слуге, и прошёл мимо.

Негодование вывело графа Б. из себя, — он наговорил казначею много горькой правды. Минуту спустя он сидел в замке Святого Ангела. Тогда заговорило общественное мнение; Паскен метал свои сатиры, но сколько ни говорили и ни шумели, дело было кончено.

Один болонский вельможа, одолживший папскую казну значительными суммами во время предыдущего царствования, утомлённый её медлительностью, соглашался на значительную скидку, лишь бы получить что-нибудь. По совету и при помощи одного высокопоставленного друга, он предложил уступить казначею сто тысяч франков.

«Я предпочитаю ничего не платить», — отвечал кардинал после минутного размышления. Болонский кредитор выхлопотал тогда аудиенцию у папы. Святой отец призвал своего министра финансов и с неудовольствием сказал:

— Заплатите этому честному человеку.

— Святой отец, касса пуста.

— Вы видите, — отвечал папа с сожалением, — это не наша вина, у нас нет денег.

Одна романская фамилия, не получая долго уплаты по государственным обязательствам, решилась обратиться к суду. Адвокат истцов явился в канцелярию казначейства за получением документов, которые были туда ещё прежде представлены в доказательство справедливости иска. Каково было его удивление, когда он не нашёл там бумаг, подтверждавших права его клиентов. Он заподозрил агентов казны и даже имел смелость публично обвинить государственного казначея в похищении. Меньше удивлялись самому факту, чем смелости обвинителя. Но этот дорого заплатил за свою дерзость. Бумаги не нашлись, и дело прекратилось, так как не было другого адвоката, решившегося бы подвергнуться опасности, которую испытал первый.

Несмотря на всё это, нужно было искать средств, чтобы выпутаться из беды; но в римских владениях процветает ростовщичество. Анкона берёт не меньше десяти процентов; землевладельцы занимают на семь процентов под первую закладную. Каждый день требовательность кредиторов возрастает. Народ это знает. Эта язва смертельна; непослушание провинций, честолюбивые замыслы Австрии и французский либерализм менее страшны Риму, чем эта возрастающая алчность. Неужели эти служители Бога не понимают, что непредусмотрительность может погубить даже и такие троны, которые стоят на предвечных основах.

Шло дело о заключении нового займа. Все знали, каким влиянием пользовался Бен-Саул на римских и вообще итальянских евреев, и потому делали все усилия, чтобы чем-либо ввести его в обман.

Генерал одного влиятельного ордена, прелат, назначенный казначеем, коварство Памфилио и ласкательство донны Олимпии соединились вместе для достижения этой цели.

Угрозы и обещания, преследования и обнадёживания, предложение громадных выгод, прав, льгот и гражданских и политических уступок в будущем, — всё разбилось о невозмутимую, немую холодность Бен-Саула. Напрасно прельщали его орденами Христа и Святого Григория, которыми незадолго перед этим католический Рим в награду за заём украсил грудь одного еврейского банкира.

Видя этих высокопоставленных господ, так перед ним унижающихся, Бен-Саул понял слова Бен-Иакова, благодаря советам которого он так упорствовал, и остался твёрд в своих отказах.

По ярости, зловещие лучи которой отразились на лицах тех, которых он отталкивал, Бен-Саул понял, что с этой минуты у него и его собратьев родились неумолимые враги.

ГЛАВА VII НОЕМИЯ

Злоба монсеньора Памфилио на жидов имела давнишние и глубокие основания, и ненависть, которую он чувствовал к этому отродью, и без новых причин была давно неумолима. Непонятной игрой рока он во всей своей карьере всегда наталкивался на евреев, которые всюду являлись помехой его усилиям и замыслам. И всякий раз, как он пытался их раздавить, у него подвёртывалась нога.

Восемь дней спустя после попытки совершить заём, прелат с горьким сожалением думал, что его честолюбие не могло снова захватить утраченное влияние только лишь из-за еврейской девушки, которая стояла между ним и его племянником. Евреи ускорили разорение Стефана своей ростовщической услужливостью, а когда столь недостойным образом ими приобретённые деньги могли всё исправить, то эти проклятые существа отвечали лишь отказом и молчанием.