С глубоким вздохом, проговорив эти несвязные фразы, отец Сальви удалился. Оставшись наедине, Ноемия стала размышлять о том, что узнала. Два преданнейших друга покидали её. Один возвращался на родину, другой уехал от неё с разбитым сердцем! Паоло!.. Папские провинции... отчаянная борьба... смерть!.. Потом она припомнила слова, произнесённые отцом Сальви: «Паоло, которого я воспитал». В них Ноемия находила объяснение расположения и привязанности, оказываемых ей священником с самого начала их знакомства. Смутные и страшные призраки грядущих опасностей носились перед её взволнованным воображением. Ей припомнился разговор отца с Бен-Саулом; они намекали о каком-то сопротивлении правительству, о каких-то иностранных солдатах, о займе денег на содержание армии, о беспощадном суде с его кровавыми приговорами, немедленно исполняемыми!.. Она теперь поняла зловещий смысл этих недосказанных намёков! Между судьбой Паоло и этими грозными речами существовала таинственная связь. Ноемия не могла более сомневаться, что предмет её страсти — тот самый человек, о котором говорил священник! Не получила ли она уведомления о его отъезде в папские провинции?.. Ноемия, прося отца Сальви предупредить её о малейшей опасности, могущей угрожать Паоло, выражала этим свою признательность за оказанное ей молодым человеком покровительство. Она ощущала тайную радость от защиты тех людей, которые оказывали ей своё сочувствие именно в то время, когда она была одинокой, а потому и решилась упрочить за собою покровительство лиц влиятельных. В эту минуту камеристка пришла звать Ноемию в покои почтенной синьоры, где её ожидал кардинал Фердинанд, который, отказавшись от намерения обладать ею, выказывал ей самую нежную привязанность.
Разговор шёл очень оживлённый. Его преосвященство рассказывал о предстоящих приёмах в Ватикане, где его святейшество даёт аудиенцию нескольким посланникам иностранных дворов, представившим ему от имени своих государей аккредитационные грамоты. Он спросил Ноемию, присутствовала ли она когда-нибудь при подобных торжественных церемониях, и она отвечала, что не имеет о них никакого понятия и желала бы их видеть. Кардинал обещал удовлетворить её любопытство, присовокупив, что завтра пришлёт за ней и за синьорой свою карету, которая доставит их в Ватикан.
Ватиканский дворец — зимняя резиденция пап. Много было говорено о великолепии и о художественных редкостях этого дворца, и потому мы не будем более об этом распространяться. Одни фрески Рафаэля составляют уже неоценимое сокровище! Это здание воздвигнуто на вершине Ватиканского холма, соединяется колоннадой с базиликой Святого Петра и имеет 360 метров длины и 246 метров ширины. Эта громада подавляет храм и высится над ним на целую половину; главные подъезды дворца заставлены каретами кардиналов, которые всегда отличаются массивными украшениями во вкусе прежних времён; широкая, великолепная лестница с двойным рядом перил ведёт в покои святого отца. Это произведение Вернини; оно начинается от портика, окружающего площадь. Караул швейцарцев в мундирах XV столетия стоит при входе на лестницу. Вид этих древних одежд как бы напоминает, что римский двор у самого порога жилища его святейшества выставляет напоказ свой застой в прошедшем, сопротивление современному развитию и будущему прогрессу грядущих времён. Тронная зала вся из мрамора, с художественными скульптурными украшениями. Барельефы — работа Пёринодель-Вага и Даниелла-ди-Виттера. Георг Вазари изобразил своею кистью Григория X, отлучающим Фридриха II на Лионском соборе, и христианский флот, нападающий на турок при Лепанте. Фадей Цуккари представил Карломана, признающего поддельный дар Константина, этот факт, столь много оспариваемый и на основании которого папы в продолжение стольких веков утверждали свою светскую власть; сцену отпущения грехов Генриху IV папой Григорием VII в присутствии графини Матильды и взятие Туниса во время папства Павла III. Марко ди-Сиенна изобразил Оттона, возвращающим церковное имущество, а Иероним Сичоланте как бы воскресил на полотне Пепина, сдающего наследникам Святого Петра город Равенну после поражения короля лонгобардов, Астольфа.
В этих горделивых картинах отражается всё могущество пап. На одной мы видим папу духовным владыкой, отрешающим императора, на другой — превосходство католической силы над исламизмом в морском сражении, далее — живое изображение временного владычества, здесь — самый отвратительный из фактов, которыми пользовалось папство для укрепления своей власти, там — новая победа над неверными, наконец, как бы в назидание остальным монархам, двойное возвращение города и имущества двумя государями, шестью императорами и одним королём.