Тайны старой аптеки

Джеймс ни на мгновение не обманывался, будто старуха улыбается, притворяясь приветливой. Эта женщина уж точно не имела склонности к притворству. Он предположил, что жуткая улыбка – следствие пилюль для хорошего настроения.

Впрочем, само настроение у мадам Клопп было не сказать, чтобы таким уж хорошим.

– Надеюсь, мой нерадивый зять сообщил вам, что здесь не гостиница, – сказала она. – Обычно мы не привечаем дальних родственников и прочих личностей, которым негде переночевать.

– Благодарю за то, что разрешили мне остаться. У вас… гм… доброе сердце, мадам.

Старуха глянула на него так, будто он ее оскорбил.

– Это все Лемюэль. Будь моя воля…

– Кузен очень добр.

– Да, он испытывает жалость к различным доходягам. – Мадам Клопп вытянула руку и ткнула скрюченным пальцем в тарелку, едва не обмочив в соусе кривой обломанный ноготь. – Они больше не шевелятся. Ешьте, пока не остыло.

– Сейчас, мадам? – неуверенно спросил Джеймс – есть в присутствии старухи ему совсем не хотелось, а уходить она явно не собиралась.

– Нет, на моих поминках. Ешьте, Джордж.

– Джеймс, – машинально исправил Джеймс и, нехотя взяв поднос, направился с ним к столу. Поставив его, он сел на краешек стула и взял вилку. А затем поднял взгляд – старуха пристально за ним наблюдала, сцепив руки на животе.

Шелкопряды в тарелке и правда уже не шевелились, но более съедобными выглядеть не стали. Сжав зубы от отвращения, Джеймс нанизал одного на вилку и медленно поднес ее ко рту. После чего снова глянул на мадам Клопп.

– Не отравлено, – сообщила она. – Яд не входит в этот матушкин рецепт.

Признаться, Джеймс не так боялся яда, как того, что ему предстоит съесть шелкопряда. Старуха выжидала – о, она явно приготовила эту мерзость, чтобы вынудить его проявить неблагодарность и отказаться от ужина, а затем обвинить в дурных манерах и, вероятно, попытаться выгнать.

«Нет уж, – подумал Джеймс. – Так просто вы от меня, мадам, не избавитесь!»

Он зажмурился и, открыв рот, быстро сунул вилку внутрь. А потом принялся жевать. Хруст. Это было самое отвратительное, что же касается вкуса… В первое мгновение Джеймс почувствовал жжение, а во второе, к своему удивлению, поймал себя на том, что блюдо странным образом довольно… обычное. Если не знать, что это такое, разумеется.

Осмелившись открыть глаза, Джеймс проглотил остатки шелкопряда и почти без страха взял следующего.

– Пересолила? – спросила мадам Клопп.

– Нет, мадам. Лучшие печеные шелкопряды, которых мне доводилось есть.

– Не буду желать приятного аппетита, а то еще понравится, – с явной досадой в голосе сказала старуха, и Джеймс кивнул, непонятно с чем соглашаясь.

Он надеялся, что теща аптекаря уйдет, но та, по-прежнему стояла на месте, сверля его взглядом.

– Чем вы занимались в Раббероте до того, как заполучили дядюшкину аптеку? Лемюэль сказал, что у вас в карманах пусто, как в камерах тюрьмы Хайд в висельный день.

Джеймсу не понравилось то, как она это сказала. Не ее мрачное сравнение, а «заполучили». Но он предпочел проигнорировать, чтобы ненароком не вызвать гнев старухи.

– Я был помощником у Толстя… одного важного господина, который владеет лавкой по продаже вороньих перьев для причесок и оторочек костюмов.

– Вороньи перья? Что еще за странность?

– Это очень модно в Раббероте, мадам. Последние годы в моде вороньи перья. До этого была паутина – ею оплетали волосы, галстуки и манжеты. Наша лавка – довольно популярное место в городе.

– Видимо, это никак не сказывается на вашем жаловании. – Джеймс кивнул, и мадам Клопп добавила: – Какое небывалое везение, что такой бедняк, как вы, получил в наследство аптеку.

– Везение? Да ведь мой дядюшка умер.

– Да-да… вы дождались, а кто-то годами не может дождаться того же…

– Вы о ком, мадам?

Теща аптекаря не ответила, но Джеймс и так понял, что говорила она о себе. Очевидно, старуха давно строила планы на «Горькую Пилюлю».

Мадам Клопп бросила взгляд на раскрытый чемодан Джеймса и с подозрением оценила содержимое: мышеловку, бутылочку кофейной настойки, ветхую книгу в коричневой обложке и стопку журналов «Ужасы-за-пенни».

– Весьма странный набор для путешествующего джентльмена, – заметила она.

Джеймс потупился.

– У меня не очень много вещей.

– И их не прибавится, когда вы нас покинете, – многозначительно сказала старуха, и Джеймс не выдержал:

– Вы намекаете, что я могу что-то стащить?!

– Не можете – о том и речь.

– Я приехал сюда учиться аптекарскому делу, мадам, я и не думал…

Улыбка мадам Клопп с хрустом и осыпавшейся пудрой исчезла. Кажется, действие пилюль прошло. И старуха это тут же подтвердила, наконец явив всю свою злобу: