Тайны великих женщин

Александр Пушкин писал брату: «Мои друг, счастливейшие минуты жизни провел я посереди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, прекрасного душой, снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель екатерининского века, памятник двенадцатого года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и пенить его высокие качества».

Мать Марии Николаевны, Софья Алексеевна, гречанка по одной линии, по другой была внучкой Ломоносова и дочкой А. Константинова, библиотекаря Екатерины II. Многие подчеркивали ее благоговение перед мужем и безграничную преданность ему.

В семье Раевских было шестеро детей, Мария родилась в 1805 году. Дети любимца государя императора ни в чем не знали нужды: имение под Москвой, обширные поместья на Украине, летний отдых в Крыму, на Кавказе и за границей. Лучшие учителя, которых только могла дать Европа: Мария читала в подлиннике не только Байрона, но и Шекспира, писавшего на староанглийском, а пела так, что заслушивались самые известные композиторы того времени.

«Мало-помалу, — писал позже влюбленный в нее граф Густав Олизар, — из ребенка с неразвитыми формами она стала превращаться в стройную красавицу, смуглый цвет лица которой находил оправдание в черных кудрях густых волос и пронизывающих, полных огня глазах».

«Нет, никогда порыв страстей

так не терзал души моей!»

В 1820 году пятнадцатилетняя Мария во время путешествия по Кавказу познакомилась с А. С. Пушкиным, когда тот составил семье друга компанию. Позже, в своих «Записках», Мария Николаевна писала: «Во время этого путешествия, недалеко от Таганрога, я ехала в карете с сестрой Софьей, нашей англичанкой, русской няней и компаньонкой. Завидев море, мы приказали остановиться, вышли из кареты и всей гурьбой бросились любоваться морем. Оно было покрыто волнами и, не подозревая, что поэт шел за нами. я стала забавляться тем, что бегала за волной, а, когда она настигала меня, я убегала от нее».

В первой главе «Евгения Онегина» Пушкин описывает это так:

Я помню море пред грозою.
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
---- —
Нет, никогда порыв страстей
Так не терзал души моей!

　

Но 15-летняя Мария испугалась страсти поэта и отвергла его. А тот назовет позже свое двухмесячное пребывание на Кавказе и две недели в Гурзуфе, купание в море и поездку верхом в Бахчисарай (и, конечно же, присутствие Марии!) счастливейшими минутами своей жизни.

В вышедшей в 1922 году книге профессора Б. М. Соколова «Мария Волконская и Пушкин» блистательно доказывается, что предмет стихотворений «Редеет облаков летучая гряда…» (1820), «Таврида» (1822), «Ненастный день потух…» (1824), «Буря» («Ты видел деву на скале…») (1825), «Не пой, красавица, при мне…» (1828), «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» (1829) посвящены Марии Раевской.

Поэма «Полтава» тоже посвящена ей, Марии:

Тебе — но голос музы томной
Коснется ль уха твоего?　
Поймешь ли ты душою скромной
Стремленье сердца моего?　
Иль посвящение поэта,
Как некогда его любовь,
Перед тобою без ответа
Пройдет, непризнанное вновь?
Узнай, по крайней мере, звуки,
Бывало, милые тебе, —
И думай, что во дни разлуки,
В моей изменчивой судьбе,
Твоя печальная пустыня,
Последний звук твоих речей
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь души моей.

А в черновике «Посвящения» вместо слов «Твоя печальная пустыня» стоит строка «Сибири хладная пустыня», что уже указывает на адресата точнее некуда…

«Папа, ведь я совсем его не знаю!»

Князь Волконский принадлежал к знатнейшей фамилии России, корни которой шли от Рюриковичей, был героем войны и на прекрасном счету у государя. Его мать Александра Николаевна была фрейлиной императрицы Марии, статс-дамой двора.

В доме Николая Николаевича Раевского Волконский бывал часто и как бы «ненароком» старался попадать на те вечера, когда пела Мария. Расположась поближе к роялю, он, бывало, весь концерт так и стоял, не в силах пресытиться ее пением.