Читаем Тайны Востока полностью

В 1921 году он вместе с Черчиллем работал на Каирской конференции, установившей послевоенный порядок в этом регионе. И теперь, когда кончилась война, Лоуренс мог заняться либо дипломатической работой, либо любимой историей. Но он не сделал ни того ни другого, поскольку, судя по его собственным словам, он «устал от славы и всей этой суеты и мечтал только об одном: затеряться в этом мире и ни о чем ни с кем не говорить…» По всей видимости, сказалось страшное напряжение военных лет, и каким бы железным человеком ни был знаменитый разведчик, нервы были и у него.

Но то, что произошло дальше, вызвало еще большее недоумение у всех знавших Лоуренса. Вместо того чтобы писать мемуары на уютной вилле, он подал рапорт с просьбой… принять его на службу обыкновенным техником в какую-нибудь авиационную часть.

Командующий военно-воздушными силами Британии маршал Тренчард был весьма удивлен подобной просьбой, но разрешение дал. Правда, во избежание ненужных слухов Лоуренс превратился в рядового авиатехника Джона Хьюма Росса. И этот самый Росс мог находиться на службе вплоть до своей просьбы об увольнении. Лоуренс и здесь оставил для себя лазейку. В любой момент он мог охладеть ко всем этим авиа- и прочим моторам и оставить авиацию. Ведь разница между никому не известным Джоном Россом и знаменитым полковником Лоуренсом была огромной…

К великому удивлению Лоуренса, его забраковала медицинская комиссия, хотя ничем сверхсложным в последние месяцы он не занимался. Да, он писал книгу, но вряд ли эта работа могла идти хоть в какое-то сравнение с теми сверхнагрузками, какие выпали на его долю во время его работы разведчиком. Да и какое же надо было иметь разрушенное здоровье, чтобы оказаться непригодным для службы в качестве обыкновенного авиатехника?

В дело вмешался Тренчард, и после долгих проволочек «аравийский лис» был зачислен в команду по обслуживанию самолетов и направлен в школу аэрофотосъемки. И вот тогда-то газета «Дейли экспресс» рассказала своим читателям о том, кто на самом деле скрывался под именем рядового Росса!

На сем относительно спокойная жизнь для Лоуренса закончилась, он уволился из армии и занялся книгой. Да, работа над мемуарами доставляла ему истинное удовольствие, и он разоткровенничался до того, что подробно описал сцену изнасилования. Хотя прекрасно знал, что подобное признание лавров ему не принесет. Особенно те строки, в которых он признавался об испытанном им сексуальном удовольствии в какие-то мгновения надругательства над ним.

Снова сменив имя, он поступил на службу в танковый корпус. Но… ничего у него не получилось и с танками. И странное дело! Человек, который годами жил в пустыне, не мог провести в казарме больше четверти часа и не мог, да и не хотел обходиться без ординарца.

Он все больше отдалялся от своих товарищей, и те платили ему вполне понятной неприязнью. Ведь никто из них не имел даже представления о том, кто скрывался под именем какого-то Шоу. В конце концов Лоуренсу надоели все эти игры, и в 1925 году он подал рапорт о своем переходе в авиацию. Однако рапорт остался без внимания, а летом того же года его ждал новый удар в виде статьи в одном из американских журналов под заголовком «Новая маскировка Лоуренса Аравийского».

В статье приводилось множество никому не известных фактов из жизни знаменитого разведчика и впервые в широкой прессе было рассказано о случившемся с ним несчастии под Дамаском. Правда, пока еще без подробностей.

Это был сильный удар по Лоуренсу и покровительствовавшему ему сэру Тренчарду, и тот потратил немало сил, прежде чем рядовой танкист снова стал рядовым авиатехником. Но скрывать его настоящее имя было уже бессмысленно, и Лоуренса послали в Индию, дабы хоть как-то успокоить общественность и дать самому ему прийти в себя после публикаций. Он прибыл в Карачи, откуда уже очень скоро был переведен на северо-западную границу. Но, как видно, кому-то Лоуренс очень мешал — в какой уже раз пресса принялась трепать его имя, и многие газеты прямо утверждали, что Лоуренс послан на полуостров Индостан с секретной миссией, что ему поручено взбунтовать афганские племена и шпионить за русскими.

Конечно, ни самому Лоуренсу, ни стоявшим за ним людям вся эта поднятая вокруг его имени шумиха не нравилась. Да и кто на самом деле знал, зачем такой человек, как Лоуренс, был послан в один из самых взрывоопасных регионов мира. Но зная его прошлое, нетрудно было предположить, что именно там идет подготовка к очередной войне. Ведь с некоторых пор имя Лоуренса и война были нераздельны.

Ну а что же сам Лоуренс? На самом деле, переодевшись в халат афганского крестьянина, лазил по горам и подстрекал воинственных афганцев на восстание? Как говорил потом сам разведчик, ничего подобного у него и в мыслях не было, и вместо подготовки восстания и сбора шпионской информации он… охранял взлетную площадку и писал очередную книгу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное