Первая наша встреча произошла в ресторане «Паб капитана Кука». Мастропаоло пришел в белой рубашке, вместо галстука у него был медальон с двумя шнурками. Абсолютно седой, с живыми выразительными глазами и очень эмоциональный, он сразу взял быка за рога – поинтересовался, знаю ли я крупных отечественных психиатров и российскую психиатрическую школу, а также есть ли у меня возможности на кафедрах МГУ и тогда еще Ленинградского университета, потому что у него есть свой метод лечения… Гальперин старался унять его итальянский пыл.
Во время второго моего визита в Швейцарию Гальперин сказал, что надо готовить поездку Мастропаоло в Москву, и рассказал мне об Институте майевтики. После общения с Российским психиатрическим обществом стало ясно, что фамилия Мастропаоло среди авторитетов в этой области не значится. В МГУ мне не удалось договориться, но я договорился на кафедре Российского социального государственного университета (РСГУ), который допускал различные новации. Для лекции Мастропаоло была выделена площадка Союза кинематографистов, так как никто не хотел брать на себя ответственность за презентацию нового метода лечения, тем более в психиатрии.
Мастропаоло приехал в Москву летом 1990 года. У него был определенный рейдер, приняли его очень гостеприимно. Потом от специалистов я узнал, что его метод далек от фундаментальной психиатрической науки, является своего рода формой психологической адаптации, с точки зрения серьезных научных разработок интереса не представляет, и налаживать связь, как хотел Мастропаоло, между российской психиатрической наукой и швейцарской бесперспективно.
Рассказывает Людмила Карпова: «Я в то время оказалась в Москве – привезла продукты, так как в столичных магазинах пустовали полки. И вдруг нам сообщают, что приехал из Швейцарии профессор, которому необходимо увидеть Никушу, потому что он лечит своих больных ее стихами, что будет выступать в МГУ перед профессиональной аудиторией и хочет, чтобы она там прочитала несколько стихотворений, а он расскажет, как эти стихи положительно действуют на больных.
Мы, конечно, очень обрадовались, что появился хоть один человек, который так прекрасно отозвался о стихах Никуши и которому она нужна. Она тоже обрадовалась. Первая встреча с Джованни состоялась в гостинице. У него был шикарный номер, в котором глаза разбегались от всевозможных угощений. С нами был переводчик, сотрудник КГБ[179]
. Тогда, в номере, Джованни сказал, что очень бы хотел, чтобы Ника приехала и поработала у него. Он весь сверкал: дорогие запонки, кольца. Сам был маленький, худенький, прекрасно одет, в бабочке, и хорошо выглядел на свои годы. Я думала, что ему под 70.Прежде всего, Джованни попросил, чтобы Ника выступила вместе с ним в Московском университете. Мы согласились. Через два дня я, Ника и дочь Леры Загудаевой Алена, знавшая французский язык, на котором говорил Джованни, пришли на эту встречу, проходившую в большой аудитории. Там он провел мастер-класс для психотерапевтов и невропатологов, а в конце и пригласил выступить Нику. Она прочитала стихи, потом зал прослушал ее пластинку, но все это прошло мимо наших врачей».