Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

11 мая 2005 года, в третью годовщину со дня гибели Ники, я был в Ялте у ее родных. Поминали Никушу, пили водку и вино. При этом, по настоянию Майи, чокались, так как она, по обыкновению, говорила: «Ника ведь живая, она с нами». В 16 часов 45 минут (очевидно, в это время Ника еще была жива) Майя, глядя на часы, вдруг сказала сквозь слезы: «Дура!.. Дура!..» – выбежала в кухню, и оттуда донеслось: «Дура набитая!..» Эти слова, конечно же, адресовались Нике. Где-то в 18 часов Майя сказала: «Сейчас она в реанимации», а в 20 часов 20 минут: «Все! Налей мне водки», – и стала, будто меня нет, разговаривать с Никой, говорить ей нежные слова, иногда упрекать за гибель, но в конце концов сказала: «Правильно, так лучше», – будто разъяснила, что жизнь, которую вела Ника, лучше было не продолжать.

Жизнь прошла, как дымящий огонь —
не потушенный, не разожженный.

Н. Турбина

Мы разминулись, Ника,
На жизненных кругах.
Жаль, что не ты, а книга
Твоя в моих руках.

И синюю обложку

С портретом на краю
Я глажу, как ладошку
Вспотевшую твою.

Среди московских улиц

И крымской кутерьмы
Как жаль, что разминулись
В двадцатом веке мы.

Быть может, в жизни скорой,

Пока не грянул гром,
Я б стал тебе опорой,
Твоим поводырем.

И как поэт поэту

Светил строкой в пути,
Пока б не вывел к свету,
Погасшему почти…

Не все идет по нотам,

А чаще – кверху дном.
Перед твоим полетом
Я встал бы под окном.

И, жертвуя судьбою,

Но твой спасая дар,
Поймав тебя, собою
Смягчил бы тот удар.

Помучился бы малость

За прежние грехи.
Зато бы ты осталась
Жить, как твои стихи.[246]

Глава 11 «Одиночество – смерти друг»

О похоронах Ники, которые были так же, как ее жизнь и смерть, необычны, могут рассказать лишь свидетели. Но и до самих похорон произошло немало странных событий.

В фильме «Три полета Ники Турбиной» Майя сказала, что о смерти Ники они с Карповой узнали, когда Нику уже кремировали, где-то дней через десять. Им позвонили Саша Миронов и Олег Егоров. Якобы раньше никак не могли дозвониться в Ялту, и урна с прахом Ники оставалась в крематории, так как не было доверенности, кому ее забрать. «Самое ужасное, – вспоминает Алена Галич, – было то, что, когда стало известно о смерти Никуши, я не могла дозвониться в Крым – Майя и Людмила не брали трубку».

Вместе с тем, как упоминалось в предыдущей главе, Миронов, узнав о гибели Ники, сразу позвонил в Ялту. В том телефонном разговоре, по свидетельству Карповой, Саша сказал убитым горем ей и Майе, у которых не было даже денег на билеты в Москву, страшные слова: «У меня есть алиби, я не виноват». Мог и не говорить, потому что близкие Ники не сомневались, что смерть Ники случайна. Но неотвратимой ее не назовешь. Подтверждают это слова Саши из того же фильма: «Иногда думаю, чего я с этой машиной пошел ковыряться. Не надо было, надо было там с ней сидеть. Не угадаешь. Я столько себя корил. А потом думаю, ну, не 11 мая было бы, а 20-го. И не так, а как-то по-другому».

Первоначально Майя намерена была захоронить Нику в Ялте после кремации в Москве. По словам Миронова, Ника ему говорила: «Ты меня переживешь, я чувствую, я знаю. Сожги меня, прах отвези в Ялту и рассыпь над морем». Но Алена Галич считала, что Ника Турбина как известный поэт должна быть похоронена на Ваганьковском кладбище. «Ника заслужила, – говорила она в интервью Олегу Григорьеву, – чтобы там покоился ее прах. Никина мать со мной согласна, и мы будем убеждать правительство Москвы и мэра разрешить нам сделать это. Ника была прописана в Москве. Здесь ее знали и любили. А на Украине кому нужна ее могила?» Мне, даже задним числом, показались обидными эти давние слова Алены Александровны, тем более что ее знаменитый отец родом из Днепропетровска (Екатеринослава).