Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Вспоминает Лилия Молчанова: «После гибели Ники мне позвонила Майя и сказала: “Зайди к нам”. А я уже все знала. Когда пришла, Майя и Люда вдвоем сидели на кухне, не плакали и пили водку. На столе стояла бутылка, а в доме – шаром покати, ни куска хлеба. Ну, я их выслушала и пошла в магазин, купила килограмм сосисок, сыр, колбасу, всякую всячину, принесла и говорю: “При мне варите эти сосиски, а то все отдадите собаке”».

Рассказывает Александр Миронов: «Как-то мы с бабушкой говорили, и она сказала: “Саш, если ты Нику удержишь до 30 лет от всяких необдуманных поступков, она станет женщиной и по-другому будет все воспринимать. У женщин в это время происходит перелом”. Ведь Ника же хотела быть актрисой, и у нее все получалось. Я уверен, что с ее внешностью она бы снималась и была правдива в своих ролях. Это я в стихах не разбираюсь, но в этом-то понимаю. И самое обидное – мы только-только начали становиться на ноги, все потихоньку стало налаживаться, провели телефон, который десять лет был отключен за неуплату, сделали косметический ремонт. И вот так вот…»

Версии о самоубийстве Ники не имеют почвы, да и никто из знавших ее их не высказывал. «Конечно, ее смерть, – говорит Алена Галич, – можно подогнать под “тайные знаки” и под все что угодно, но это абсурд – она была нормальной девчонкой».

Рассказывает Алеся Минина: «Я, когда об этом узнала, просто не поверила. Мне позвонила наша с Никой подруга и сказала: “Ники больше нет”. Я говорю: “Что ты мелешь? Ерунду-то не городи!” – “Нет и все”. Я, естественно, ломанулась на “Октябрьское поле”. От квартиры шел очень странный запах… Мне кажется, что человек умирает тогда, когда он никому не нужен. А получилось так, что ее оставили все близкие и родные люди.

Насчет обреченности. Все великие, которые погибли, тоже были обречены, потому что их Господь наделил неземным даром. Если говорить о такой обреченности, то да, Ника была обречена. Но в ней это не чувствовалось. Если бы ты хотя бы 15 минут с ней пообщался, то понял, что этот человек никогда не выбросится из окна. Жизненной силы там было немерено, и поделиться ею она могла с кем угодно. Человек, который всегда отдавал, она ничего никогда не брала. Она все время отдавала. Постоянно. Тепло, деньги, вещи, все что угодно. Это тоже дар».

Вспоминает Светлана Азарова: «Ника, наверно, чувствовала, что она проживает год за пять лет. Я этого не чувствовала. Но когда Ника погибла, я позвонила моей маме, которая Нику никогда не видела и вообще в Смоленске жила. Мама сказала тогда очень странную для меня фразу: “Отмучилась девочка”».

Рассказывает Татьяна Барская: «Когда мы встретились с Никой в Ялте незадолго до ее ухода, передо мной стояла женщина лет 50, я перед ней была, как ребенок». Ника сама писала об этом в стихах: «…Что ты делаешь, / Маленькая, / Теперь уже старенькая?». И в записках: «“Хочу добра”, – кричала я маленькая. И вот старая, а говорю то же самое». Даже намного раньше, в 18 лет, она, когда перестала краситься, так пояснила это бабушке: «Я уже старая».

«В нашей последней встрече, – продолжает Барская, – Ника призналась: “Я не могу приспособиться к прагматизму. Получается, что это не мое время. Я человек крайностей, не могу быть уверенной в целостности своей натуры. Порой мешаю самой себе. Я себя не вижу как смену декораций. Это приводит к заколдованному кругу вечного метания. И если его не будет, то не будет ничего…” Она не могла представить дальнейшее существование. Судьба порой была милостива к ней. Ее спасали физически, но никто не мог укротить неуправляемую стихию Ники. Она пыталась победить себя. Но снова оказывалась в одиночестве, нищете, а затем – в забвении и с тоской о том, “как мы редко говорим друг другу надежные и нужные слова”».

Из рассказа Людмилы Карповой: «Когда после смерти Никуши мы приехали в ее квартиру, то в углу комнаты и в туалете, на полке, где Саша хранил какие-то инструменты, нашли исписанные листы бумаги, с обратной стороны которых что-то было, видимо, ей приносили их из какой-то организации. Ника не раз говорила: “Хочу написать о том, как небесная девочка влюбилась в земного мальчика, который появился на небе. Хочу написать, как Данте. На небе ада нет, есть только рай”. А когда мы стали читать Никушины записки в прозе, то ахнули, страдали от своего невежества, думали, как она могла бы вырваться из этого земного ада, где могла бы жить. Только в давно придуманном нами племени Тумбу-Юмбу».

Мне вспомнились замечательные, неизвестно кому адресованные строчки девятилетней Никуши: «Я обманула Вас, / Что миг бывает вечность…». Потом понял, почему «Вас» она написала с заглавной буквы: Ника обращалась не конкретно к кому-то, а к каждому из нас, с большим уважением. Но разве она обманула, если миг ее полета равен той самой вечности?!