Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Из рассказа Алены Галич Олегу Григорьеву: «Я обратилась в церковь, которая находится на Петровке, с робкой надеждой, что Нику можно отпеть. Я боялась, священники откажутся, ведь официальная версия ее гибели – самоубийство, в которое я категорически не верю после расследования, проведенного вашей газетой. В церкви внимательно выслушали мою просьбу и решили: “Конечно, нужно отпевать! Ведь прежде чем погибнуть, Ника звала на помощь и цеплялась за подоконник, стараясь спастись. Очень хорошо, что вы успели с отпеванием до 40-го дня».

Рассказывает Светлана Азарова: «Алена Александровна очень заботилась о Нике и при ее жизни, и после смерти. Она договорилась со священником, чтобы Нику отпели, потому, что, когда я пошла в Московскую Патриархию, мне отказали». А произошло все следующим образом. Галич с Мининой приехали на Петровку и там, в церкви, одному из служек, которого звали Петром Яковлевичем, рассказали все, что знали. «Он, – вспоминает Алеся, – задал нам единственный вопрос: “Что написано в свидетельстве о смерти?” Мы ответили: “Несчастный случай”. – “Так что вы ходите, людей смущаете, и себя и меня сбиваете с толку?!” И пошел разговаривать с батюшкой. Отец Игорь назначил дату отпевания. В тот день у Азаровой дела какие-то были. Алена до последнего собиралась, но свалилась – у нее очень больные сосуды. Ну, а больше, кроме меня, никого не было. Так вот Нюру отпели. Я поблагодарила отца Игоря. И все как-то легче стало».

Рассказывает Петр Старчик: «Для христианина, собственно, и смерти-то нет, это просто переход в тот мир, который мы пока еще плохо знаем, но есть люди, которые знают. Поэтому не было и Никиной смерти. Единственное, что там было, – неизученный следователями вопрос: как все случилось – нарочито или были роковые обстоятельства. Цветаеву Патриарх разрешил отпевать, и я думаю, что всех самоубийц нужно отпевать, потому что они находятся в ненормальном состоянии».

Подумать только: за гробом Ники не шел ни один человек, при отпевании присутствовала одна Алеся Минина. Когда отец Игорь с удивлением посмотрел на нее и спросил: «А родители где?» – имея в виду близких Ники, Минина развела руками, и он больше ни о чем спрашивать не стал.

Но это было еще не все. Доверенность на получение урны, которую выкрали у Миронова, оказалась все же поддельной. По словам Галич, это определил юрист. «Когда я еще собирала деньги, – вспоминает Алена Александровна, – позвонил Миров и сам предложил свою помощь. Он мне помог справиться с Майей, которая лежала все время пьяная на диване, и отвезти ее к нотариусу, где чуть ли не водил ее рукой, когда она должна была поставить свою подпись под доверенностью на его имя».

«Мне позвонил наш общий знакомый, – рассказывает Сергей Миров, – и спросил: “Ну, ты-то придешь?” – “Куда?” – “На похороны Ники”. – “Какие похороны?” После того как все произошло, они это скрывали, потому что стыд-то какой: сначала Нику забыли в морге, потом ее урну не выдавали в крематории, потому что некому! Доверенность мне писала Майя, она была в таком состоянии, ну, просто никакая». Вот что по этому поводу говорит он в фильме «Три полета Ники Турбиной»: «Я не считаю, что это какой-то высший знак доверия, наверное, тогда я был самым вменяемым вокруг». Поэтому урну на кладбище получил Миров, привез ее домой и поставил на подоконник, на котором не раз сидела Ника.

«У них была какая-то больная фантазия, – рассказывает Миронов, имея в виду Галич со товарищи, – что они должны держать у себя урну с прахом. Когда мы поехали ее получать, Миров вцепился в урну двумя руками, чуть ли не под пиджак ее к себе запихнул и вот так ехал всю дорогу».

Вспоминает Светлана Азарова: «Многие детали после того, как я узнала о трагедии, вспомнить не могу, но точно помню, что решила какое-то время быть рядом с Сашей Мироновым, учитывая его душевно-эмоциональное состояние, плюс алкоголь… Урну забирали с ним вместе, и состояние, когда урна оказалась в моих руках, помню до сих пор».

Все это Миров снял на камеру: и Миронова, и то, как сам получал урну, и как она стояла у него дома. «Ника любила сидеть на подоконнике, – рассказывает он, – и последнюю ночь она, точнее урна с ее прахом, провела у меня на подоконнике. Это сюжет для художественного кино, итальянский неореализм. Это не ее жизнь была бессмысленная. Это наше существование бессмысленное. Потому что с таким человеком ничего не рифмуется. Неужели вы думаете, что она единственный талантливый человек, который не может себя найти и планомерно себя гробит, потому что никому не нужен?»