Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Майя, очевидно, решила, что мужского духа в их квартире вообще быть не должно, и принялась за отца. Она и Карпова вынудили его на старости лет уйти из полученной им же квартиры, благо он нашел приют в Доме творчества. На кого уже могла опереться Ника? Кто мог подставить ей мужское плечо? Да и мужское слово часто бывает весомее женского.

Так совпало, что незадолго до ухода Никаноркина из семьи в жизни Ники возник Юлиан Семенов. Он мог бы служить ей опорой и служил ею, но эпизодически, ибо виделись они считаные разы. Его не стало, когда Нике было 19 лет, она уже была неблагополучной, и беды навалились на нее отовсюду. Был бы жив Семенов, наверняка помог бы Нике выстоять.

А вот кто надолго стал опорою Никуше, так это Евгений Евтушенко, которого она боготворила. Для нее он в одном лице был и отцом, и поэтом, и актером. Не буду перечислять всего, что он сделал для Ники, не забыв при этом себя, – об этом написано во многих главах книги. Их союз длился порядка четырех лет. Почему же Карпова и Майя не дорожили этим и своими поступками шокировали Евтушенко настолько, что он навсегда порвал отношения с Никой, а она до конца дней не могла понять, в чем ее вина перед ним, и представить не могла, что их разлучили бабушка и мама?

Пока Ника жила в Ялте, у нее материальных проблем не было. Все резко изменилось в Москве, особенно после развода Майи с Егоровым. Родные поддержать Нику не могли. Работы у нее не было. Да и как Ника могла работать, не имея образования? Что она умела? Ответом на этот вопрос были ее же строки: «Господин мой, / Время, / Ничего не умею».

А чему научилась? Тоже ничему. Стихов она уже не писала, да и если бы писала, то опубликовать их было бы невозможно, потому что Нику, как сказала мне Лера Загудаева, не воспринимали в поэтическом мире столицы. В отчаянии она просила деньги у Егорова, Загудаевой, Камбуровой, Галич и многих других, влезая в долги и перебиваясь до следующего займа. Она писала в то время так: «Живем – корчась от боли. / Нет денег – корчимся в страхе». Единственным просветом у Ники была поездка в Швейцарию, где она в течение года ни в чем не испытывала нужды. Вот как писала Ника об угнетавшем ее московском безденежье:

Буду играть на шарманке —
Нет обезьянки.
Шляпу держу в руке.
“Это Ника, что писала
Когда-то стихи”, —
Кто-то хихикнул.
Мне не до усмешек —
Песни пою без слуха
И голоса,
Распустив рыжие волосы.

Как здесь не вспомнить последнее интервью Ники, в котором она рассказала Михаилу Назаренко о журналисте, написавшем о ней статью в «Новой ежедневной газете», после чего ее второй раз пригласили на очень популярную в те годы передачу «Взгляд»: «Понимаете, бывает жестокий профессионал без души. А профессионал должен быть с душой. Тот журналист (Алексей Косульников. – А.Р.) тыкнулся во “Взгляд”, стал вторым человеком после Александра Любимова (один из ведущих программы «Взгляд». – А.Р.)Пришел ко мне неделю назад. Сидит и начинает ныть… А меня что-то зло взяло. Я чего злая была? На меня с долгами наехали. Я встаю с кровати и говорю: “Хватит пи…еть! Если бы я, как ты, получала две тысячи баксов, то, клянусь тебе, надорвала бы себе ж…, но оставалась бы еще сама собой. А ты мне заливаешь, что потерял себя, а теперь только зарабатываешь деньги и не можешь писать. Не верю, не верю!”. Господи, дай мне “бабок”, чтобы я не думала обо всей этой ерунде! Я столько сделаю! Этот проклятый быт из меня все высасывает, все силы отнимает».

А ведь начиная с восьми лет, Ника существенно помогала семье гонорарами за публикации, книги, выступления по радио и телевидению, за пластинку и многое другое. Зарабатывала она и валюту за переведенную на множество языков книгу «Черновик», выступления в Италии, США, наконец, за свои услуги в Швейцарии. Как здесь не вспомнить слова Старчика, что Ника была паровозиком, который тянул всю ее семью.

Материальное благополучие, а точнее неблагополучие семьи Ники Турбиной явилось следствием нездоровых взаимоотношений в ней, в результате которых в доме остались одни женщины. Карпова делала все, что могла и не могла: работала в гостинице «Ялта», преподавала английский, торговала хлебом, убирала в казино, мыла туалеты в кемпинге, привозила из-за границы товары и продавала их. В отличие от Майи Карпову нельзя упрекнуть в нежелании вытянуть семью из бедности. Умница Никуша все прекрасно понимала. Если в детстве она безумно любила маму, то, повзрослев, разобралась, кто чего стоит. И выплеснула свою любовь бабушке. Подтверждением этому служит письмо Ники, которое она написала в 22 года, незадолго до первого полета. Письмо публикуется впервые, редакция сохранена.