К сожалению, не появился. «До сих пор я читаю стихи Ники, – призналась Карпова, – и корю себя, что знаю их, а какие за ними стояли страдания, понимаю только сейчас. Я себя считаю виновницей всего. Ой, чтоб я сдохла!» А Татьяна Барская, не скрывая своего отношения к ближайшему окружению Ники, сказала мне: «Вот в таком обществе жила с рождения Ника. Фон ее трагедии – семейные обстоятельства, грязная обстановка». Ника словно предвидела, когда в первом своем интервью Валентине Николаевой (см. гл. 7, ч. I) сказала: «Я пока ребенок, и у всех детей чистая прозрачная душа. А будет мне 15 лет, и душа может загрязниться разговорами, жадностью и злом».
Ника всегда, по словам Карповой, хотела выглядеть хуже, чем она есть, – так она выражала свой протест против того, что ее бросили близкие и как поэта при жизни предали забвению. Поэтому она могла вызывающе одеться, давать дурацкие ответы на вопросы журналистов, удивлять окружающих своим поведением, громко говорить. По этому поводу она писала: «Учусь говорить руками – / Это спокойнее для всех. / Слова мои раздражают».
«За несколько месяцев до смерти Людмилы Владимировны, – вспоминает Елена Авдеева, – я навестила ее, принесла продукты, а она говорит: “Ничего жрать не буду, как мне жить надоело!” Тогда я ей сказала: “Непостыдную и мирную кончину надо заслужить”. – “А за что я мучаюсь?” – “Подумай хорошенько, ты же человек умный, неужели не понимаешь, что это заслужила? Покайся! Если сейчас в церковь пойти не можешь, то обратись к Господу и попроси прощения!” – “Ну, что я такого сделала? Ну, гуляла с мужиками, да…” – “И только это? А Ника?!”»
В теоретической части дипломной работы во ВГИКе, которой явился фильм «Три полета Ники Турбиной», Наталья Кадырова приводит свои мысли о его идее, которые я не могу не процитировать: «Мне хотелось снять фильм
Мне хотелось, чтобы в фильме был открытый финал. Очень долго я не могла подобрать правильные, нужные слова. Фильм уже сдавали на канал, а я все искала и искала, как его закончить. Мне кажется, у меня получилось:
Гениально сказано! Браво, Наташа!
Каждый прожитый Никой год можно считать за три, потому что, как писала Кадырова, «в 12 лет это уже была маленькая женщина, в 19 – видавшая виды женщина, в которой чуть-чуть теплится надежда, что в ее жизни что-то может измениться, а в 25 лет – старуха». Это подтвердила Татьяна Барская: «Когда мы последний раз встретились с ней в Ялте, – это было незадолго до ее ухода, – передо мной стояла женщина лет 50, я перед ней была как ребенок. Она такое говорила, что писать нельзя».
Из рассказа Карповой: «Однажды Ника полупьяная пришла с каким-то парнем. Я спросила: “Чего ты такая размалеванная?” А она одними глазами сказала: “Что ты говоришь, старая б…, я перед вами стою такая, потому что вы б…”. До сих пор вижу ее зеленые глаза, которые кричали: “Вы меня погубили!” Никто не виноват, только мы».
Господи, как Ника хотела, чтобы ее кто-нибудь защитил. По этому поводу она писала: «Хотела, чтобы нашелся человек или Бог, который меня упрятал, защитил, и не надо было бы бороться за стихи мои, пронзающие душу». Никто так и не нашелся. За всю ее жизнь – ни один человек. А главное, что ее должны были, но не смогли защитить близкие. Должны были в силу закона природы, которая так создала человека, что он обязан защитить своего ребенка так же, как птица обязана защитить своего птенца. «Если мы не справились с этим, – сказала мне еще в 2003 году Карпова, – значит, мы нарушили закон природы».
По сути, все, о чем я рассказал, можно свести к своего рода сказке, скажем, такой.